Человек из красного дерева

– Благослови, братик, – попросил я Читаря, – хочу отложиться от артели, наймусь на верфи, корабли строить. Уж больно тянет к этому делу. Надоело бани и амбары складывать, скучно, аж зеваю. Я ведь и читать, и писать могу, а счёт в голове произвожу быстрее всех, и даже умею переводить аршины в иноземные футы. А главное – ничего не боюсь, дух мой твёрдый, и с каждым годом делается ещё твёрже. На верфях я свой навык в сто крат умножу. Начальником могу стать. Большим человеком.

Читарь засмеялся.

– Если хочешь стать большим человеком, научись сначала быть маленьким!

И погладил по голове, как отец – сына.

Я был уверен, что он меня поддержит. Разве не выгодно нам, деревянным чудовищам, чтобы один из нас продвинулся в начальство? В воображении я видел себя не просто лапотником – но умелым мастером, богатым и даже влиятельным.

Но Читарь запретил настрого.

– Не лезь наверх, – сказал он. – Иначе поймут, кто ты таков. Тебя будут пытать огнём, выведывать тайну, и ты продашь других наших. И первый, кого ты продашь, – буду я. Никаких кораблей, братик. Забудь про корабли, берегись, в первый ряд не выходи, иначе сгинешь. Ставь заборы и храмы – это твоя планида.

И ещё добавил несколько крепких слов, чтоб я понял всеобъемлюще.

И я понял, но не забыл.

Триста лет прошло, а я помню, как у меня отобрали мечту.

Я возразил ему тогда.

– Всё не так, – сказал я. – Люди друг за другом не наблюдают, у каждого голова гудит по-своему. Каждый сосредоточен на себе. Среди людей всякие есть: и безумные, и горбатые, и шелудивые. Если меня случайно ножом пырнут и кровь не потечёт – никто не удивится. Любые чудеса возможны. У меня в артели у одного мужика от рождения нет пальцев на левой руке, зато есть ногти, они прямо из ладони растут. Пальцев нет, а ногти – есть. И никто не считает это за великое диво – лишь за уродство. Жизнь всякая бывает, она разнообразна. И если мы хотим укрепить и умножить наш народ – мы не должны бояться и прятаться, и жить среди простолюдинов! Наоборот, надо лезть на верхи, подниматься, богатеть, крепнуть. Нам нужна сила, деньги, власть. Так мы восторжествуем!

Читарь слушал внимательно. Помню, глаза его полыхнули ярчайшим огнём, но только на малый миг.

– Деньги у тебя будут, – пообещал он. – Когда жить научишься, деньги придут. Сколько хочешь. А вот власть нам пока точно не нужна. Ты забыл, кто мы такие. Мы – бывшие святые образа, нас хранит Невма, и мирская власть нам без надобности. Ты, главное, во всём меня слушайся. Пока твоя власть – это я. У меня есть своё разумение, как нашему племени жить, в какую сторону идти. Пока нас мало, но будет больше, и когда числом увеличимся – тогда, может, кто-то из наших пойдёт в начальники.

– А сколько нас? – спросил я.

– Тебе то ведать ни к чему, – ответил Читарь. – Может, полдюжины, а может, сорок сороков. Даже я не знаю количества. Я знаю только тех, кого сам поднял. А кроме меня есть и другие, меня посильней. Каждый за своими приглядывает. Вся наша жизнь есть тайна, мы спрятаны, каждый издолбленный и восставший знает только то, что ему надо, а сверх того – ничего не знает. Открываться нельзя. Иначе люди сделают с нами то, что пытались сделать в первый год: изрубят и бросят в огонь. Помни про это, братик. Покамест люди нам – не друзья. Мы выйдем к ним потом, спустя время. Ныне это невозможно. А теперь пообещай, что забудешь про корабли.

Деваться было некуда, я пообещал.

Потом ещё спросил про бабу Февронию – не думает ли Читарь, что она тоже из наших?

– Не из наших, не из ваших, – ответил мой родитель, – не суйся к ней и помалкивай, живи, как живётся, я тебя потом найду.

И дух в его в этот миг огустел, – на меня как будто ветром повеяло.

Про дух скажу. Дух есть у всякой божьей твари – и у комара, и у пса, и у человека: вдутое Создателем живое наполнение, точно отмеренная толика благодати. Дух легко увидеть, если есть особое зрение, божье; я имел такое зрение от рождения. И Читарь тоже имел его. Позже, спустя множество лет, я узнал, что всякий истукан – духовидец. В людском языке нет слов, чтоб выразить, как выглядит дух. Примерно как облако, всегда разного цвета, всегда переменчивое, иногда с запахом, иногда без.

Старшина нашей артели Онуфрий Самарин был мужик очень тёмный, малорослый, сутулый, тонкошеий, сивый, зубы – через один, глаза подслеповаты, колени скрипят, на левой руке двух пальцев нет (сам себе топором снёс, обычное дело для плотника), охальник, жадина, великий любитель зелёного вина, – но дух его был в три раза его больше, и если глянуть особым зрением – становилось видно, что старшина Онуфрий словно весь узлами перевязан: ни сломать, ни разорвать, ни в землю втоптать.