Человек из красного дерева

Светская скульптура может и умеет передавать энергию движения. Храмовая скульптура – зажата рамками канона. Тело Сына Божия, прибитого к кресту, транслирует муку. Это вам не Дискобол, это измождённый молодой мужчина в смертном страдании. Его тело раскрыто, как книга, руки распростёрты широко, – это максимально беззащитная позиция, открывающая для нападения все жизненно важные места: грудь и шею. Он не сжат, как эмбрион, хотя, конечно, хотел бы сжаться, – но вынужденно распахнут настежь, навстречу судьбе. Его мать Мария и спутница его страданий Магдалина – одинаково упрятаны в покровы, волосы обязательно скрыты; видны лишь лица, глаза и руки. В язычестве волосы – свидетельство здоровья и жизненной силы. Языческие богини всегда изображаются с распущенными волосами; в христианстве и исламе женщина волосы прячет. Всё телесное в христианстве угнетено, ведь муки к Сыну Божию пришли через его телесную оболочку, и, таким образом, тело есть источник боли и скорби. Так же угнетён в своей работе и ваятель, ограниченный церковным каноном. Он бы хотел изобразить Христа, или апостола Андрея, или Илью-пророка, или святого Николая, в напряжении мускулов и жил, в могучем физическом порыве, – но канон не разрешает. Хотя апостол Андрей странствовал по свету с железным посохом – и, безусловно, легко пускал его в дело, если ему угрожали.

Так же и я: хотел бы ваять мощь, но ваял измождение. Хотел бы ваять сильную плоть – но ваял слабую.

9

По пути в Можайск, чтобы отвлечься, пытался громко слушать музыку, – но не помогло.

Я ненавидел Мару. И не потому, что она пыталась склонить меня к измене и ереси. И даже не из-за угроз похитить мою дочь. А потому, что в неё было вложено слишком много сил. Деревянная статуя Параскевы – моё лучшее произведение, она – мой шедевр, она бесценна, второй такой в мире нет и, возможно, не будет. Тело из красного дерева, голова из тысячелетнего дуба, а присоединил одно к другому лучший ваятель, Антип Ильин. Он не сам наградил себя званием великого мастера – так сказали другие. Так его называли друзья и даже враги. Он работал над статуей со всем тщанием, на какое был способен. И, конечно, он любил её. Пальцы до сих пор помнят, как прикасались к её поверхности. Он любил её не как женщину – любил, как поэт любит своё лучшее четверостишие, как танцор любит свой прыжок. Много часов провёл над ней, наедине с ней, шлифуя каждый квадратный сантиметр её тела. Заранее знал, что она станет лучшей его работой. И он создавал её не для себя. Пигмалион сделал Галатею для себя. Когда бен Бецалель вылепил Голема и оживил его, вставив в грудь золотую пластинку, – он имел точно определённую цель: глиняный воин защищал пражских евреев от кровавого навета. Но Антип Ильин создал свою Параскеву ради неё самой. Он знал: когда она встанет, она не поблагодарит его ни единым словом. Он не нуждался в похвале и благодарности. Он просто следовал за своим духом, за интуицией, за своим навыком, его вела Невма, она действовала его руками, смотрела его глазами, обоняла его ноздрями, он был орудием внешней, величайшей и вечной силы. Зачем ему благодарность, зачем похвала других, – он и так был счастлив каждый раз, когда брал в руки резец.

Но вот она, лучшая, прекраснейшая, идеальная, встала, ожила – и превратилась в его врага, она смотрит с усмешкой, называет его вором, пытается приказывать ему. Это оскорбление. Такое невозможно простить. Вся его вера пошатнулась, молитвы не помогают. Она смотрит на себя – и видит, что она совершенна, от макушки до пальцев ног; а потом смеётся над тем, кто подарил ей это совершенство.

Древняя хроника утверждает: когда Голем вышел из повиновения, мудрец бен Бецалель извлёк из его груди золотую пластинку – и глиняный воин обратился в прах. Более поздняя история гласит, что искусственный человек, созданный доктором Франкенштейном, вознамерился убить своего создателя. Ещё более поздняя повесть рассказывает о том, как учёный превратил собаку в человека, но превращённый, хоть и стал человеком, продолжал жить собачьей жизнью, и тогда учёный вернул его в прежнее состояние; рождённый псом – живёт как пёс, в любом обличии. Варианты древней легенды отличаются друг от друга лишь деталями, финал одинаков: если человек дерзнёт уподобиться Богу и создать живое из неживого – он будет за это наказан; в лучшем случае его ждёт разочарование, в худшем – гибель.

Однако Антип Ильин не человек, он – полено, деревянное существо, он лишь одно звено длинной цепочки таких же, как он сам. Он надеялся, что в его случае древнее пророчество не сбудется. А оно сбылось. Женщина из красного дерева, порождённая его усилиями, теперь восстала против него.

Страшно сознавать, что ты попал в ловушку, давно известную. Шёл по пути и попал в тупик, где до тебя были другие. Думал, что обойдётся, надеялся, что ты исключение из правила, – но нет, не обошлось, на стенах тупика нацарапаны имена твоих предшественников. Ты – Ещё Один Попытавшийся. Ещё Один Парень, У Которого Не Получилось.