Человек из красной книги

Сказала вдобавок: – Неужели, думаешь, места не хватит в этой квартире для маленькой девочки?

– Ну а коли папа ваш в гости приедет, куда его, в кабинет, что ли покласть? – неожиданно для себя выдала вдруг Настасья, – иль в столовую на диван?

– Не приедет, не беспокойся, – стараясь придать голосу оттенок равнодушия, отозвалась Евгения Адольфовна. – Он от нас слишком далеко. – И вышла.

Тот прошлый разговор по телефону, что состоялся между хозяйкой и её карагандинским отцом, который она прослушала от начала до конца, Настя, конечно же, не забыла. И сейчас, задавая этот необязательный вопрос, она уже примерно знала, какой получит ответ. Вот только не могла понять, для чего она это сделала, зачем потревожила этим Евгеньин покой, ведь прекрасно ж в курсе, что у них там разлад и полная нестыковка. Главное, думала Настя, чтоб хозяева не скрытничали, пряча свою к ней нелюбовь, если таковая обнаружится.

ЧАСТЬ 2

1

Рожала Евгения Адольфовна, как коренная москвичка, в роддоме имени некого Грауэрмана, что на Арбате. Последние дни перед родами внизу постоянно дежурила машина, чтобы сразу ехать куда следует. Врачи тоже были предупреждены, Царёв позаботился и об этом: понятное дело, стать отцом в шестьдесят один год, впервые, к тому же ещё и при жене в таком неприлично молодом возрасте. Хотя, с другой стороны, было плевать, он прекрасно знал, что Женюра любит его самым непритворным образом, и догадывался, что гордится она не столько достижениями его как основоположника огромной отрасли знаний, сколько самим этим браком, в котором они отнюдь не случайно нашли друг друга. Он был счастлив, хотя в делах в последнее время преследовали неудачи, одна за другой. Основное расстройство в этот напряжённый период возникало из-за нескончаемых срывов в работах по программе освоения Луны. Ладно, все эти первые беспилотные «Луны», ещё более-менее удачные, но потом-то, потом – провальные, где промахов оказалось больше, чем реализованных в них идей. Но дальше, казалось, дело пошло, выровнялось – ан нет: «Луна-7», автоматическая межпланетная станция, эти чёртовы датчики, эти неверно заданные углы, когда само направление в итоге было потеряно, двигатели торможения заблокировались, и станция врезалась в грунт. А потом, следом, «Луна-8»: какая там мягкая посадка – разбилась, не хуже седьмой; амортизирующий баллон получил пробоину. Зато потом была «Луна-9», самая любимая и драгоценная. Женька уже тогда с животом ходила.

– Нет, ты только представь себе! – шумел Павел Сергеевич, меряя шагами столовую, размахивая руками и не умея сдержать радости. – Она тормозит, а вокруг неё эластичная оболочка наполняется газом и превращается в огромный упругий шар. Потом она, когда уже смягчила удар о поверхность, берёт и распадается вдруг на две половинки, и освобождает лунную станцию. После этого раскрывается верхняя часть корпуса и – ты только подумай и мысленно нарисуй себе – образуются четыре лепестка антенны, а? Каково? Безжизненная серо-бурая поверхность чёрт знает чего, и на тебе – на ней вдруг распускается экзотический цветок! Всё, дальше – камера, съёмка, первая круговая панорама лунного ландшафта, каков пейзаж, а? Ты только посмотри, Женюр! – и высыпал перед ней кучу дурацких снимков, один скучнее другого.

«Папу бы туда с его самостроченной треногой, – подумала Женя в тот момент, – уж он бы наверняка нашёл правильное решение, как из этого тусклого и безрадостного ландшафта сделать то, на что будешь смотреть неотрывно, сам не понимая, отчего тебя так приковывает к полотну, то есть, тьфу, к этому Пашиному снимку…»

Свою последнюю попытку объясниться с Адольфом Ивановичем Евгения Адольфовна сделала, когда по всем подсчётам носить Аврошку ей оставалось около полутора месяцев. Надеялась, сообщив о своей беременности и скорых родах, размягчить отцовское сердце и плавно перейти к мирным переговорам. Однако вновь из задуманного ничего не вышло. Она заказала номер в Караганде, его снова подозвали; как и в прошлый раз, Женя, услышав знакомое «Алло», по сути, просто отбарабанила свой текст, не давая ему вставить слова, чтобы на этот раз успеть произнести главное – про дитя:

– Папочка, зравствуй, но только я прошу тебя, выслушай меня сначала, не вешай трубку, потому что это очень важно для меня, и я хочу, чтобы для тебя это тоже теперь имело значение. Я донашиваю ребёнка, он скоро должен появиться на свет: мне хочется, чтобы ты прекратил все эти свои неумные обиды и приехал, наконец, к нам в гости. Мы теперь в Москве, у нас есть где остановиться, и мы все этого хотим, нам кажется, что пора восстановить прежние отношения и забыть всю эту бессмыслицу как страшный сон… – Она произнесла всё на одном дыхании, боясь, что как только прервёт свою речь, чтобы набрать воздуха, папа тут же этим воспользуется и выдаст что-нибудь нелицеприятное.

– Ребёнок – его? – не поздоровавшись, суховато произнёс Цинк после того, как она, выговорив свои заранее приготовленные слова, взяла выжидательную паузу. В ответ Женя не то чтобы растерялась – просто обалдела.