На наше предложение согласилась большая группа – около тридцати эмигрантов. Среди них было немало известных лиц. Достаточно назвать Пирцхалава.[178]
Их всех устроили в Тбилиси и в других городах. Выделили квартиры, помогли с работой. То, что случилось через три-четыре года после их возвращения, стало для меня полной неожиданностью.Министр госбезопасности Рухадзе, вполне образованный человек, был необычайно мнительным, пребывал в постоянном поиске врагов и вредителей…
Он это делал с какой-то целью или просто не мог без этого?
Несомненно, это было свойством его личности и неправильным видением своих обязанностей. Воспитанный школой Берия, не имевший ничего святого, он был уверен: чем больше выявит, арестует, уничтожит врагов – тем лучше. (Странное обвинение. Разве не таково предназначение любого министра любой госбезопасности любой страны в любое историческое время, включая нынешнее? – В.Г.)
В конце 1951-го, когда моё положение пошатнулось, у Рухадзе появилась возможность напрямую выходить на Сталина. Тот его относил к хорошим большевикам и опытным чекистам. Однажды, вернувшись от Сталина, Рухадзе сказал мне, что там считают: нас всех надо арестовать, потому что мы не даём точной информации.
У Сталина сложилось впечатление, что в Грузии вот-вот рухнет советская власть. Этому способствовали докладные министра госбезопасности, пасквили Мгеладзе и других людей, тоже имевших доступ в Кремль. Сталин в последние годы вёл замкнутый образ жизни, был сильно подвержен влиянию допущенных к нему людей.
Больше верил сообщениям, содержащим интригу?
Доверял той информации, где ситуация оценивалась негативно…
Рухадзе часто предлагал мне арестовать того или иного бывшего эмигранта. Я сопротивлялся. Но пресечь его злонамерения не мог. В конце концов, их всех переселили в Среднюю Азию. (В чём же конкретно их обвинили? – В.Г.) Можно представить, в каком положении оказалось правительство Грузии, давшее им гарантии безопасности.
Рухадзе на этом не успокоился. Он додумался о необходимости высылки из Грузии всех бывших меньшевиков с семьями. (Из числа давно проживавших здесь. – В.Г.) Заодно – членов семей бывших эмигрантов, а также бывших военнопленных. Бывших меньшевиков, особенно в Западной Грузии, в самом деле, было много. Но они слыли хорошими специалистами, их дети являлись членами партии.
…Я вызвал Рухадзе и категорически заявил ему, что его дело – не высылкой людей заниматься, а выявлять настоящих шпионов. Выявлять на основании подлинных, хорошо проверенных фактов.
Продолжалась ли высылка грузин в 1951 году?
Высылались лица, непосредственно связанные с эмигрантами, бывшие пленные. Опасность нависла почти над десятью тысячами последних. Я лично просил Сталина не совершать этой ошибки. Мои аргументы: дело касается огромного количества людей, проживающих по всей республике, у них семьи, дети, вся страна узнает о репрессии, на народ это окажет гнетущее воздействие.
С моими доводами не посчитались. Аргументы госбезопасности, что большинство высылаемых – это шпионы, оказались более приемлемы… (Вообще-то аргументы госбезопасности были гораздо шире и глубже. В частности, речь в них шла не о тысячах шпионов, а о необходимости нейтрализовать неблагонадёжную часть населения приграничных и стратегических территорий СССР в свете готовящейся агрессии со стороны Запада. – В.Г.)
Неужели трудно было понять, что от массовой ссылки пострадают и невиновные?
Я подчёркивал именно это. Мне отвечали, что лучше всех сослать, чем оставить десятки шпионов в тылу. Мы в нашем ЦК создавшееся положение не обсуждали и официально ни во что не вмешивались – это могло плохо кончиться для самого ЦК.
Вас тоже шпионами окрестили?
(Когда снимали в связи с «Мегрельским делом». – В.Г.)По крайней мере – их покровителями. Я боялся за судьбу нашей партийной организации. Вероятность возбуждения дел против многих моих коллег реально существовала.
Сегодня много говорят о Такаишвили. Сложилось мнение, что его преследовали, держали в плохих условиях. Он вернулся на родину при тебе. Что скажешь по этому поводу?
Он приехал после длительной эмиграции ещё до окончания Великой Отечественной войны – весной 1945-го.
На правительственном уровне неоднократно, но безуспешно ставился вопрос возвращения в Грузию музейных и национальных сокровищ. (Вывезенных бежавшими меньшевистскими деятелями во Францию. – В.Г.) Сталин вспомнил об этой проблеме перед визитом в Москву де Голля в декабре 1944 года.[179]
Он обратился к высокому гостю с просьбой посодействовать в её решении.