Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Полистная запись, таким образом, зафиксировала местонахождение экземпляра Службы (или всего конволюта) около столетия спустя после издания. Поскольку владельческая запись могла быть сделана не сразу по поступлении книги, более точно датировать начало «можайского периода» бытования книги невозможно. В древнейшей, достаточно подробной и обстоятельной в отношении библиотеки, описи монастыря, включенной в писцовую книгу Можайска с уездом, составленную в 1591–1595 гг.[768], Служба, естественно, не фигурирует — даже к окончанию переписи она, возможно, еще не была напечатана. Но в К имеется несомненное, хотя и косвенное указание, что какое-то время спустя после выхода экземпляр Службы находился в типографии (неясно лишь, в Казани или же в Москве, и сколь долго). На л. 15 об. — 29 в К (л. 14 об. — 28 по современному счету) имеются многочисленные типографские исправления. За исключением одного случая (л. 17 по современному счету, о чем ниже) они совершенно единообразны. Это парные горизонтальные черты (знак равенства), достаточно жирно проведенные пером. Знак этот находится на боковом и на внутреннем поле листов, а также в пробелах между словами. Он разделяет между собой песнопения (прежде всего тропари канона, не имеющие заголовков).

То обстоятельство, что правка-разметка целиком сосредоточена во второй части Службы, содержащей канон и стихиры праздника, может иметь лишь одно объяснение. Разметка не связана с выравниванием конца строк, иначе непонятно ее отсутствие в первой половине Службы. Равным образом она не может отмечать предполагаемое введение дополнительных текстов второго канона в готовящееся издание, поскольку второй канон включается либо как единое целое вслед за первым, либо перекрестно, но параллельно помещаются целые песни канонов (с общими или раздельными ирмосами), но не отдельные тропари. Поэтому наиболее вероятная цель разметки в К — ввести более четкое разделение песнопений, которое в новом издании могло быть достигнуто за счет унифицированных и бросающихся в глаза знаков препинания.

Относительно времени разметки могут быть два, по сути, равноправных предположения. Первое: экземпляр К служил оригиналом для подготовки третьего отдельного издания службы в Казани, не дошедшего до нас, неизвестного в настоящий момент или так и не осуществленного. Вторая возможность: сохранившийся экземпляр К послужил оригиналом для набора текста Службы в июльской Минее, вышедшей 8 февраля 1629 г. в Москве[769]. Правда, во втором случае оказывается (как увидим ниже), что К дважды, при этом со значительным хронологическим разрывом, побывал на Московском печатном дворе (или по соседству с ним) или находился там значительное время (но как тогда быть с Можайским монастырем?). Впрочем, на фоне возвращения экземпляра Службы на место издания через два с половиной века после события такая возможность не кажется невероятной.

Единственное слово, вписанное одновременно с разметкой, не добавляет каких-либо аргументов в пользу выбора одного из этих вариантов. В тексте седальна (л. 17) во фразу «Б(о)ж(е)ственѣи Ти поклонѧемсѧ иконѣ просяще wт Тебе великiѧ м(и)л(о)сти» между словами «Тебе» и «великiѧ» над четвертой снизу строкой вписано слово «прияти»[770]. Вставка сделана беглым полууставом (или раздельной скорописью), но для датировки по палеографическим признакам число знаков явно недостаточно — в равной мере приписку можно датировать и концом XVI в. (ср., например, почерк митрополита — будущего патриарха — Гермогена в его автографе Сказания о Казанской иконе 1594 г. — ГИМ. Син. 982)[771] и 1620-ми гг.

Наконец, о судьбе всего конволюта в XVIII в. позволяют сделать предположения пробы пера на обороте л. 125. Они написаны двумя или тремя почерками середины XVIII столетия, восходящими к курсивным почеркам конца XVII в.[772] Все они, кроме второй, по содержанию принадлежат к числу широко распространенных в XVII–XVIII вв. читательских приписок. Верхняя из них гласит: «Кто т# можетъ убhжати, смерътны час»; она повторена ниже другим почерком, с отличиями в употреблении выносных. Еще ниже этим вторым (или близким) почерком приписано: «Призави Мя в д(е)нь пачали твоея, iзбавлю тя, i праславиши Мя». Заметное «аканье» указывает на южновеликорусское или южное средневеликорусское — возможно, московское — происхождение писца. Между двумя записями о смертном часе читается еще одна, совсем иного характера, сделанная первым почерком: «Копия. | Школъ и типограθiи | Протекторъ». Почти невозможно представить, чтобы в середине XVIII в. подобная запись могла быть сделана кем-либо, кроме лица, связанного со Славяно-греко-латинской академией, располагавшейся в Заиконоспасском монастыре, по соседству с Синодальной типографией, как стал называться в XVIII в. Печатный двор.