Возможно, косвенно эта проба пера свидетельствует о времени и обстоятельствах возвращения Службы (в составе конволюта) в Казань. Хотя выше уже говорилось, что владельческие пометы из-за утраты начала Службы и припереплетных листов книги отсутствуют, однако известно, что собрание, в котором она хранится, составлено из книг библиотек монастырей Казанской епархии[773]
. Между тем в третьей четверти XVIII в. по меньшей мере двое из префектов в Казанской академии стали настоятелями здешних монастырей: Геннадий Халчинский (или Халчковский) в 1760 г. стал архимандритом Вознесенской Седмиезерской пустыни (в 1764–1765 гг. он — архимандрит Раифской пустыни)[774], а Иероним Фермаковский (также из префектов Академии) в 1766 г. был даже архимандритом Спасо-Преображенского монастыря (в 1767–1770 гг. Иероним — уже архимандрит Свияжского Богородицкого монастыря)[775].С кем-то из них или из их свиты книга могла проделать путь от Москвы до Казани (датировка проб пера такой вероятности не противоречит).
Сопоставление двух изданий Службы Казанской иконе — С и К, вышедших с хронологическим разрывом около десятилетия, наглядно убеждает в том, что они набирались и печатались разными мастерами. Прежде всего на это указывают различия в технических приемах и неоднородность типографских погрешностей. Невозможно представить, чтобы печатник С, научившись с течением времени решать проблему отмарок пробельного материала, одновременно разучился выключке строк — приему, которым в первом издании он владел вполне профессионально. Не исключено, что между 1589-м и серединой 1590-х гг. в казанской печатне произошла смена поколений — во всяком случае, это вполне вписывается в картину ухода со сцены зачинателей московского книгопечатания: Иван Федоров умер в 1583 г., Андроник Тимофеев Невежа — в 1602-м. Вполне возможно и то, что типография в Казани работала эпизодически и для этого приглашали разных мастеров.
Безымянностью своих изданий казанская типография вновь перекликается (треть века спустя) с первыми московскими изданиями. В условиях анонимности книгопечатания и в силу плохой сохранности документальных источников XVI в. ряд изданий и несколько имен печатников, которые мы знаем, существуют как бы независимо друг от друга. В середине XVI в. характерный пример этого — Маруша Нефедьев, о котором известно лишь, что он «мастер книг печатного дела» (трудно сказать даже, каково его полное крестильное имя: Мар, Мариав, Мариан, Марий, Марин, Марой, Маруф)[776]
. Если не будет счастливого случая, мы так и не узнаем, чем занимался Андроник Тимофеев между 1568 и 1577 гг. и между 1580 и 1587 гг., но, как бы то ни было, столь опытный мастер никак не мог быть «автором» казанского издания Службы.Имеется такой «бесхозный» печатник и для времени, близкого к изданию (по крайней мере, первому) Службы Казанской иконе. В записях «новых чудес» от мощей Евфросинии Суздальской в Ризположенском монастыре Суздаля, датируемых 1580-ми гг., есть свидетельство об исцелении «мастера печатных книг» Ивана Иванова сына Пряничника[777]
. Чудо достаточно надежно датируется 8 октября 1582 г., а включение краткой редакции «новых чудес» в чудовские Минеи Четьи, написанные в 1600 г., не оставляет сомнений в том, что свидетельство практически современно событиям[778].Запись сообщает об интересующем нас персонаже одновременно и мало и много: в ней опущен почти обязательный компонент — указание на место (город, село), откуда пришел исцеленный, но указано место его рождения — Тверь. Весьма любопытно также, что в период с 1580 по 1587 г., для которого не сохранилось каких-либо свидетельств о книгопечатании, человек тем не менее мог осознавать себя и аттестоваться «мастером печатных книг». При современном уровне наших знаний мы можем предполагать, что мастерству книгопечатания он обучался по меньшей мере в слободской типографии, если не ранее.