Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

В интересующем нас экземпляре Триоди цветной текст полностью сохранился[388]. Листовая формула книги, о которой идет речь, имеет ту же особенность, что и все известные экземпляры издания, — колонцифры л. 120–127 и ряда других продублированы. Поэтому она имеет следующий вид: л. [пустой], 1-127, 120–384, 384–478, 480–579 = 588 л. Бумага экземпляра Триоди вполне удовлетворительной сохранности; переплет (35x21 см) XIX в. — доски в коже с полустертым линейным тиснением, спеньки закреплены медными гвоздиками с шестиконечной звездочкой; припереплетные листы (по два у верхней и нижней крышки) взяты из арабской печатной книги (после них в начале книги вплетен еще один лист белой бумаги XIX в.). Аналогичные арабские тексты использованы и для обклейки крышек переплета. По низу л. 2-131 профессиональной скорописью XVII в. сделана вкладная запись[389]:

«Лѣта 7159 г/ февраля/ въ 25 днь/ велѣлъ/ сию/ кнгу/ триwд/ цве/тную/ в дwмъ/ Пре/стые/ Бдцы/ Стгw/ Ея/ Блгw/вѣ/ще/ния/ во стыи/ град/ На/за/ретъ /сми/ре/ныи/ Ни/кwн/ Вели/кагw/ Нwва/гра/да/,/ Ве/ли/кихь/ Лу/къ/ i про/чихъ/ дву/на/де/с/ти/ гра/дwвъ/ i все/гw/ края/ Сту/де/но/гw/ мw/рiа/ митрw/ пw /литъ/ по/лw/жить/ Ве/ли/кw/му/ Гсдну/ i бра/ту/ моему/ о/ Стемъ/ Д/сѣ/ На/за/рет/скw/му/ архи/епи/скw/пу/ i ми/трw/по/ли/ту/ Га/врии/лу/ в це/ркwв/ Пре/стыя/ Бдцы/ стгw/ ея/ Блгw/вѣ/ще/ния/. / А ктw/ тwе/ кии/гу/ во/зметь/ wт/ тwе/ Цквi/ i/ то/вw/ су/ди/тъ/ iакw/ /стw/тат/ца/ стра/шныи/ въ/ днь/ Вто/ра/гw/ свw/ег/ при/ше/ствия».

В феврале 1651 г. Никон в своей епархии. Летопись его жизни сообщает, что 6 февраля митрополит получил царскую грамоту о праве судить самому духовные дела. День, которым датируется вкладная, — 25 февраля — в 1651 г. приходился на Светлую седмицу, что вполне соответствовало настроению записи.

Почерк писца — классический беглый полуустав без каких-либо ярких палеографических особенностей. Указать можно только на пристрастие к вертикальному расположению букв (например, в словах «митрwпwлит», «митрwпwлиту» и «пришествия» использованы вертикальные лигатуры в две и три буквы). Как видим, запись датирована февралем 1651 г. и относится ко времени великих надежд и чаяний Никона, 45-летнего митрополита, всего через 15 лет вернувшегося уже высшим иерархом в места своего пострижения. 1650–1651 гг. — сложное время для Никона, в недалеком будущем российского патриарха, человека сильного и властолюбивого, очевидно искренне веровавшего в свое высокое предназначение. Бунт в Новгороде в 1650 г., в котором и после которого Никон выступил как вершитель не только духовной, но и светской власти; подготовка по его же инициативе к перенесению из Соловков в Москву мощей св. митрополита Филиппа — за всем этим давно вынашиваемые планы: доказать высший характер «священства», т. е. духовной власти, по сравнению с «царством» — светской властью и на практике лично осуществить высшую власть «священства».

Это время особенно искреннего уважения со стороны царя Алексея Михайловича, высоко ценившего Никона — своего «возлюбленника» и «содружебника» — за прозорливость, убежденность, энергию. Хотя митрополит Никон во вкладной записи на Триоди 1648 г. и называет себя «смиренным», но этого смирения вовсе не чувствуется в гордом и пространном его именовании. Более того, если первая часть записи имеет обычную писарскую форму, при которой вкладчик упоминается в третьем лице, то во второй части записи Никон выступает в первом лице и сам обращается к «Назаретскому архиепископу и митрополиту Гавриилу» как к «брату моему о Святом Дусѣ»[390].

Еще в 1649 г. Никон, будучи архимандритом Новоспасской обители, познакомился и общался в Москве с Иерусалимским патриархом Паисием, который даже нашел необходимым написать специальную грамоту о своем участии в поставлении Никона митрополитом Новгородским[391].

Среди многочисленных записей на книгах-вкладах митрополита, а затем и патриарха Никона вышеупомянутая запись занимает особое место, так как непосредственно подводит нас еще к одной его важнейшей идее, мечте и сфере деятельности, выразившейся в постоянном активном интересе к Греции и православному Востоку. В их традициях и книгах искал Никон ключ к решению множества спорных вопросов российской литургической практики, взаимоотношений Церкви и государства. И несомненно, за скупыми словами вкладной записи — далеко идущие планы, более того, уже сложившиеся представления о принципах проведения будущих церковных реформ, расколовших русскую историю на до— и послениконовскую эпохи, а российское общество — на «никониан» и «староверов».

Очевидно, у новгородского митрополита была какая-то прямая возможность передать книгу на Святую землю[392], однако едва ли мы сможем ее выявить. Но книга туда, несомненно, попала, доказательства тому у нас есть. На почти пустом шестом листе книги мелким профессиональным полууставом одной руки 6 мая 1661 г. сделана 12-строчная запись, начинающаяся изящным строчным украшением.