Человек-комбини

В пятницу — очередной выходной — еду навестить сестрёнку. Она теперь живёт в спальном районе между Токио и Иокогамой. В новенькой многоэтажке прямо напротив станции. Её муж служит в электрической компании и обычно возвращается домой на последнем поезде. Их новая квартирка не слишком просторная, но обставлена очень уютно.

— Это ты? Давай поднимайся! — слышу я голос сестрёнки в домофоне. — Ютаро как раз уснул.

Поднимаюсь на лифте, тихонько захожу в квартиру. После рождения племянника я у них впервые.

— Ну, как малыш? Ты небось весь день на ногах крутишься?

— Конечно, устаю, но уже почти привыкла. Сейчас он хоть спит по ночам, всё легче…

Племянника я до сих пор видела только однажды — за оконным стеклом роддома, и тогда он был похож на какого-то инопланетянина. Теперь, конечно, куда больше напоминает человека, даже волосы отросли.

Мы с Мами пьём чай: я — чёрный, она — ройбуш без кофеина. И уплетаем принесённый мною торт.

— Пальчики оближешь! Мы с Ютаро из дому почти не выходим. Уже и не помню, когда пробовала что-нибудь вкусное…

— Ну, я рада.

— Когда ты приносишь мне что-нибудь вкусненькое, я сразу вспоминаю, как мы были маленькими, — смущённо улыбается она.

Я подхожу к спящему племяннику, глажу его пальцем по щеке. Странно: на ощупь щека мягкая, точно резиновая грелка с водой.

— Смотрю на Ютаро и думаю: какой же он всё-таки зверёк… — говорит сестрёнка с радостью. Племянник от рождения слабенький, часто температурит и расслабиться матери не даёт. Даже понимая, что все дети болеют, она всякий раз сходит с ума, как только его лихорадит. — Ну, а ты как? В магазине всё ровно?

— Да, стараюсь как могу… А! На днях ездила в наш городок, повидалась с Михо и девчонками.

— Что, опять? Везёт же им! Вот бы ты родного племянника навещала так же часто! — смеётся она.

Я же, если честно, не вижу особого смысла в поездках именно к этому младенцу, ведь он похож на сынишку Михо как две капли воды. Наверно, своего племянничка я всё же должна ценить куда больше. Но для меня что один, что другой одинаковы, как бродячие кошки: даже если внешне чуток и отличаются, оба — всего лишь животные из породы «младенец».

— Слушай, Мами, ты можешь сочинить для меня какую-нибудь отмазку получше? В последнее время, когда я вру про слабое здоровье, мне уже не очень-то верят…

— Ладно, подумаю. Но ты ведь и правда проходишь реабилитацию, при чём же тут «отмазка» или «враньё»? Просто говори об этом уверенней, вот и всё.

— Но когда люди, которые считают себя нормальными, слышат, что я какая-то странная, — они начинают приставать с расспросами, понимаешь? Куда удобней сразу придумать железную отговорку и не париться…

Да, почему-то все «нормальные» люди при встрече с кем-нибудь «ненормальным» считают себя вправе лезть ему в душу и докапываться до причин его ненормальности. Лично меня такая наглость повергает в жуткую депрессию. И когда они переходят все границы, так и подмывает треснуть их по башке лопатой, как тогда, в первом классе, лишь бы они заткнулись…

Впрочем, вслух я этого уже не говорю, потому что помню, как однажды такими рассказами чуть не довела сестрёнку до слёз. С самого детства Мами болеет за меня всей душой, и расстраивать её совсем не хочется, так что я сворачиваю на тему повеселее:

— Кстати! Юкари, с которой мы не виделись тысячу лет, сказала, что я здорово изменилась.

— Это верно, ты немного не такая, как раньше…

— Правда? Ты тоже. По-моему, ты повзрослела.

— Че-го? Я давно уже взрослая, привыкай!

От уголков глаз Мами разбегаются тонкие морщинки. Говорить она стала спокойней, а одеваться — скучнее. Наверное, так и выглядит большинство тех, кто окружает её теперь.

Младенец начинает плакать. Сестра, спохватившись, принимается его укачивать.

Я смотрю на маленький нож, которым мы резали торт, и думаю: как все было бы просто, сводись её задача лишь к тому, чтоб опять стало тихо. Сестра прижимает ребёнка к груди. Не сводя с неё глаз, я вытираю салфеткой с губ следы крема от торта.

На следующее утро по всему магазину разлито какое-то странное напряжение.

Автоматическая дверь передо мной отъезжает в сторону, и едва я успеваю войти, как тут же натыкаюсь на постоянного покупателя, застывшего с испуганным видом перед журнальной стойкой. Женщина, которая каждое утро забегает за кофе, торопливо проносится мимо меня наружу, а ещё двое мужчин еле слышно перебрасываются словами, затаившись у полок с хлебом.

Пытаясь понять, что происходит, я отслеживаю, куда устремлены взгляды всех, кто в зале, — и замечаю средних лет мужчину в потрёпанном костюме. Он бродит по магазину и что-то говорит покупателям. Я прислушиваюсь и понимаю: он делает им замечания.

— Стой! Куда прёшь? Не растаскивай грязищу по полу! — визгливо одёргивает он парня в грязной обуви. — Эй! Чего бардак развела? Не видишь, как всё аккуратно расставлено?! — кричит на женщину, выбирающую шоколадку.

Все, кто в зале, поглядывают на него с опаской, не представляя, что делать, если вдруг настанет их черёд.