Человек, которого нет (СИ)

И он принимался думать, думать. Как? Когда? Она?.. В самом деле, ведь это могут быть ее фантазии...

И вот он узнал, что есть способ, который помогает поднять "забытую" память, которым работают с тяжелыми травмами, достаточно "протокольный", достаточно "инструментальный" и "технический", но без химических веществ, без внушения, без изменения дыхания. Сейчас не важно, какой именно способ - достаточно того, что Лу он внушал доверие именно своей техничностью и протокольностью. "Настоящий научный метод". Лу предположил, что если "там и тогда" что-то действительно было, если и в самом деле это отрывочки настоящей памяти просачиваются сквозь время и пустоту, то этим способом можно их добыть точно так же, как добывают вытесненные воспоминания травматиков. Или наоборот, с помощью этого метода можно выявить, какие здешние травмы прикрываются такими символическими картинами.

С другой стороны, ему было уже настолько плохо в вынужденном молчании и одиночестве: тоска и неопределенные, бесформенные страхи, отголоски отчаяния и горя душили его, разрывали его тело, причиняя почти физическую боль. Он все больше замыкался и отдалялся от людей - даже от близких. Особенно от близких. Так и происходит с человеком, которому не с кем разделить свое горе, не с кем даже поговорить о нем, обычное дело. Он понимал это, и ему не нравилось то, что с ним происходит, не говоря уже о том, что это было просто тяжело.

Наконец он узнал о способе, который показался ему заслуживающим доверия, нашел специалиста, практикующего в этом подходе, пришел на прием. Я хочу знать, сказал он. Я хочу уже что-нибудь знать наверняка, и мне так тяжело, что почти все равно, в чем я смогу быть уверен. В том ли, что это было на самом деле, или в том, что это игры сознания и бессознательного, психологические защиты, фантазии, глюки... Лишь бы знать определенно. Лишь бы остановить эти качели: я есть - меня нет - я есть - меня нет - а кто я тогда?

Пусть что угодно, лишь бы что-то одно.

Когда-то потом он показал ей записи сессий, которые он прилежно вел. В них он называл ее М. Этот инициал не имел никакого отношения ни к ее фамилии, ни к имени. Почему так, спросила она. Я называю тебя Мелани. Почему? В честь Мелани Кляйн. Но почему? - удивилась она. Он пожал плечами. Тебе идет.

Но позже он думал о ней просто: М. И еще позже усмехался: как у Джеймса Бонда.

Он приходил и садился на стул, М. садилась на стул напротив, брала ручку - такую обыкновенную, которой пишут в тетради. Ручка у нее была белая с синим прозрачным "хвостиком" на конце. Из окна за спиной в синий хвостик попадал свет - получалось, как будто зажигается синяя искра. В первый раз М. случайно взяла эту ручку: просто была ближе. Потом Лу попросил, чтобы была эта ручка. Для него это было как тайная шутка, невинная проказа, намек на фантастический телесериал. Как будто в руках у М. оказалась ультразвуковая отвертка Доктора Кто. Лу и стал называть ее "отверткой". Это было правильно: инструмент. Вскрыть мозг, развинтить каркасы и решетки, извлечь чудо из обыденности, выковырять тайну.

Первые две или три встречи он не записал - потом жалел об этом, но что уж теперь. В дальнейшем он скрупулезно, насколько мог, записывал отчеты: все, что мог вспомнить о происходившем в сессии, все свои ощущения, эмоции, приходившие мысли и возникавшие перед внутренним взором картинки, порой мимолетные и хрупкие, как слюдяные лепестки, порой навязчивые - не отмахнешься, не оттолкнешь... Все, что только мог, он записывал в тот же день или на следующий.

А в первые дни он просто растерялся. Может быть, он и надеялся на то, что его "воспоминания" окажутся подлинными, но уж никак не рассчитывал на это всерьез.

А оно...

Харонавтика: "Так рыцарь узнал бы свой меч"

Сессия N1, 7 ноября 2011

В первый же раз, следя за движущейся перед глазами "отверткой", он увидел что-то такое, чего не ожидал. Она сказала: просто смотри, просто думай про этот город. Что тебе приходит в голову, что ты чувствуешь, что видишь, когда думаешь о нем?

И он видел или не видел солнечный свет, какой бывает над морем, очертания гористой местности вдали... Очень неопределенно, очень смутно. Море - слева.

Он рассказывал М. о том, что ему виделось. Говорил о том, что в детстве здесь с родителями ездил к морю на пригородном поезде, и в том городке, как выходишь с вокзала и поворачиваешь на дорогу, ведущую к морю, море тоже было слева, может быть, это оно и есть. Нет, гор там не было, были высокие дюны, и если смотреть против солнца... Ему было спокойнее, когда он так говорил. В конце концов, он никогда не мечтал обнаружить себя совсем сумасшедшим, вот как положено: с галлюцинациями и бредом.

Смотри еще, говорила М.