Человек, которому всегда трудно

— А что выпускать, все равно? А почем это будет обходиться, тоже все равно? На завод и на трикотажную фабрику и так свозят-развозят каждый день на работу людей из одиннадцати аулов. Ты считал, почем эти экскурсии обходятся? Говоришь, свободные руки в аулах. Это же семейные женщины! Ну, начнем мы их катать. Ну, научатся они кое-как собирать сверлилки…

— Правильно, пусть себе сидят в темных сараях у коровьих хвостов! «Завод — университет, фабрика — университет»… Только не для них?

— Университет нельзя превращать в ликбез. Кто из нас захочет, чтобы наш завод стал со временем выглядеть кустарной мастерской? Вся промышленность уйдет вперед, а мы будем на тех же станочках, с теми же полуграмотными колхозницами делать сверлилки. Думаете, люди долго еще будут удивляться, что ингушонок Шамо так здорово управляет токарной пшикалкой? Пора уже качество ингушского рабочего поднимать. Понимаете? Качество!

— Ты говори конкретно! Женщин тебе не надо, станок Шамо пора на свалку. Что же тебе останется делать вот на этих свободных площадях? Лезгинку танцевать или зикр[2] с мюридами?[3]

— Зикр не я буду танцевать, а ты со своим длиннобородым дядей-сектантом. А я поставлю в цехах кое-что другое вместо пшикалок. Помнишь, Шамо, мы с тобой читали о новом ленинградском многошпиндельном станке? У него тридцать шесть моторов, а управляет им один человек. Чтобы его перевезти, нужно пять железнодорожных платформ. Пару таких станков — и нам с тобой места не останется на заводе для лезгинки.

— Высказался? Теперь послушай и меня, — отвечают ему. — Если ты когда-нибудь еще посмеешь задеть имя моего дяди, то знай, мужчина, что я… Нет-нет, ребята, я не собираюсь ругаться с этим дураком или спрашивать, как его дядя проворовался в прошлом году на совхозном току. Я хочу тебя другое спросить, эй, мужчина. Для чего тебе такие агрегаты с тридцатью шестью моторами? Ракеты начнешь выпускать для полета на Марс?

— Сверлилки, чтобы ты полопался! Неужели ты думаешь, что человечеству и завтра больше нечего будет делать, как сверлить дырки? Ракеты-то у нас уже есть, а строители на отделке домов продолжают лазить по стенам как обезьяны: вручную и штукатурка, и затирка, и покраска масляной краской, и шпаклевка. Я же видел сам, моя сестра в Грозном на стройке работает. Всё там вручную! А мы им — одни сверлилки?

— Дайте и мне вклинить слово, а то забуду…

— Только глупое не промолви, ладно?

— А как же иначе! Все умное только ты у нас говоришь. Так вот. Вчера, в выходной, послали меня дополнительную розетку в кабинете директора поставить. Сделал я это, потом посидел с полчасика в директорском кресле. На столе большие бумаги рулоном. Развернул. А там эскиз какого-то агрегата. Крытый кузов, на колесах; вроде автолавки. Недаром директор по ночам что-то чертит! Поняли теперь?

— Додумался же ты! Я ведь предупреждал, ребята, что он глупость скажет. Автолавка! Махорку по полевым станам развозить?

— Ну, мужчины, хватит курить. Заболтались мы тут. А все же эти женщины в аулах не выходят у меня из головы… Моя мать первая пошла бы в цех. Теперь, когда мы подросли, чего ей не пойти? Рубль никому не лишний.

— Чудак, твоей матери и в горах нашлось бы дело, в совхозе. Пусть совхоз раскорчует горные склоны, новые поля разобьет, сады. А если твоя мать так уж рвется на производство, пусть оно само к ней поедет в аул… Как? Сделать филиалы завода в горных аулах! Четыре стены, стеллажи. И пусть себе сидят горянки, собирают сверлилки. Только доставляй им без перебоя комплектующие детали, да зарплату вовремя пусть кассир привозит.

— Ну, сказал. Туда же надо всю технологию тащить, испытательный стенд ставить, ОТК сажать. А без этого пошла бы кустарщина. Но для трикотажной фабрики, пожалуй, твоя мысль годится: вези по аулам раскрой шелкового полотна и пусть себе сидят шьют работницы филиала. Я слышал, так фабрика и собирается делать.

— Ладно, катитесь отсюда по своим местам! — сгребает нас всех Алим-Гора и подталкивает к выходу. — За директоров обоих наших предприятий мы все вопросы уже решили, но и свою работу делать надо. Директор за меня ее не сделает.

Вот это правильно. Мое дело — станок. А техническую политику не моему уму определять. Директорскому. Как любит говорить Марзи, половник лучше знает, что на дне котла делается.

— А почему ты своего слова не сказал? — любопытствует Гора, придержав меня за плечо.

— Генералов не интересуют наши мелкие заводские дела, Алим, — ввертывает Мути, намекая на мой скорый призыв в армию. — Побежали, Шамо! Наш начальник цеха что-то там руками размахивает.

Зря думают ребята, что будущее завода меня ничуть не интересует. Я запускаю свой станок и под ровный шум резца вспоминаю, как Марзи разговаривал однажды с нашим директором, когда приходил к нам на свою «экскурсию». Слова Серго Орджоникидзе: «Стройте автомобильный завод». А теперь, если верить электрику, на столе у директора чертежи каких-то автолавок… Уж лучше сверлилки выпускать, чем пивные киоски на колесах!