Человек, который хотел понять все

Направо по главному коридору располагались: запертая кладовка, запертая прачечная, запертый физкультурный зал, запертая баня и запертый изолятор; налево — запертая столовая, запертый бельевой склад и запертый вход на территорию Потока. Живых охранников на этаже больше не осталось — отпереть некому. Что еще?… Да, чуть дальше входа в Поток расположена квартира Мордастого. А что, это идея: «Так и так, господин Наставник, рапортую о четырех убийствах на вверенном вам этаже — караул, тревога!» Так, а если и он уже того … в смысле, если убийца успел побывать и у Мордастого? Пожалуй, нет: у охранников ключей от квартиры Наставника быть не могло — а значит, у убийцы тоже. Итого: как ни противно искать защиты у этого кретина, Мордастый является единственным выходом из положения … Франц встал и положил пистолет на пол. Стараясь сделаться, как можно меньше, и двигаться, как можно неслышнее, он пошел налево.

Коридор просматривался на триста метров вперед, и идти было не очень страшно — до тех пор, пока Франц не дошел до ответвления на бельевой склад. В отличие от карцера, решетчатой двери здесь не было — а что, если за поворотом стоит маньяк-убийца?… (Воображение Франца уже настолько свыклось с этим персонажем, что тот каждый раз возникал в одном и том же образе: жидкие волосы прилипли к бугристому черепу, тонкие губы искривлены в неестественной улыбке, стеклянно-голубые глаза застыли на бледном лице.) Господи, откуда ж он такой взялся — с другого этажа, что ли, пришел? А зачем притащил в карцер Чирия и Моджахеда? И почему не прикончил Франца, пока тот спал?… Вопросы, вопросы … Помедлив несколько секунд перед поворотом на бельевой склад, Франц осторожно заглянул за угол — никого. В который раз он вытер со лба холодный пот и вдруг заметил, что руки его (впервые в жизни!) дрожат.

Через сто пятьдесят метров коридор втыкался в небольшую площадку перед входом в отключенный на ночь главный подъемник, а потом сворачивал на юг к спальной камере и квартире Мордастого. (Дефектная лампа дневного света щелкала и мигала. Легкий сквозняк кружил пыль по белому линилеуму пола.) Секунд десять Франц с сожалением постоял перед дверью подъемника: если б даже тот не был сейчас отключен, то попасть в него могли лишь наставники и охрана — у заключенных магнитных карточек-пропусков не было. Помедлив перед поворотом еще несколько секунд, он заглянул за угол — и опять (слава Богу!) не увидал никого. Сердце его ускоряло и замедляло ритм, как мотор машины, спускающейся по горной серпантинной дороге.

Непредвиденное началось, когда Франц поравнялся со входом на территорию Потока: дверь была приоткрыта. Он остановился, как вкопанный, и прислушался — изнутри не доносилось ни звука. Неслышно переставляя ноги, он подошел к двери вплотную, заглянул в щель и увидел абсолютно пустой центральный зал. А в дальнем углу его, на полу перед дверью в спальную камеру, лежал нож — узкое длинное лезвие изъязвлено ржавыми пятнами засохшей крови. Как завороженный, Франц толкнул тяжелую металлическую дверь и, под царапавший сердце громкий скрип, вошел внутрь — голубой блеск стали притягивал его, как магнит. Ничего не замечая вокруг, он быстрыми шагами пересек центральный зал и наклонился над ножом — самодельным клинком с белой пластиковой рукояткой. Лезвие было длиной сантиметров тридцать и, на вид, очень острое; засохшая кровь на нем, видимо, принадлежала Моджахеду, Чирию или одному из охранников.

А на рукоятке четким дактилоскопическим узором отпечаталась рука убийцы. Как в плохом романе — кровью.

Не трогая ножа (чтобы не повредить отпечатка), Франц присел на корточки рядом. Брать — или не брать? Не брать — или брать?… Нож, как заноза в глазу, не позволял сосредоточиться на мыслях о нем. «Да решай же ты скорее, идиот!» — проговорил он вслух, отводя взгляд в сторону … и только тут заметил, что дверь в спальную камеру тоже не заперта.

Забыв про нож, Франц встал и вошел внутрь.

В камере было темно и, почему-то, пахло гарью — Франц нашарил выключатель и зажег свет.

На самом видном месте — в проходе между рядами коек — лежал пистолет и, рядом с ним, пустая обойма. По всему полу валялись крупные, явно не пистолетные, гильзы … и еще какая-то продолговатая металлическая коробка длиной сантиметров тридцать. «Что это такое?…» — не додумав мысль до конца, Франц заметил торчавшую из-под крайней кровати в правом ряду растопыренную пятерню.

Оскальзываясь на гильзах, он бросился туда и присел на корточки: из под кровати ему в лицо смотрел Дрон. Щека урки лирически покоилась на вытянутой вперед руке. «Т-ты ч-чего?…» — запинаясь, прошептал Франц. Дрон не отвечал, ибо был мертв: из-под живота его расползалась лужа крови.

Франц встал на ноги.