Человек, который хотел понять все

Профессор Штейнгардт оказался большой шишкой — начальником отделения, с огромным кабинетом и пожилой секретаршей в предбаннике. Строго проинструктировав неопытную Таню («… и ни в коем случае не говорите 'шизофрения', милая, — только 'душевная болезнь', вы слышите?…»), секретарша запустила ее внутрь.

Игорь Генрихович Штейнгардт встретил «внучатую невестку покойного Василия Петровича» на пороге кабинета и с почестями усадил ее в кресло под автопортретом ваниного деда. Выглядел доктор карикатурно: ветхий старичок в пенсне и галстуке бабочкой, с манерой говорить, вполне достойной своих пациентов. Усевшись за стол размером с небольшой аэродром и отчаянно жестикулируя, он стал объяснять, что «течение душевной болезни Ванечки осложнилось от сильного давления с вашей стороны, милая, в сексуальной сфере». «Какая чушь! — воспламенилась Таня, — Да, если хотите знать …»; «Не чушь, — спокойно перебил ее Игорь Генрихович и быстро-быстро заморгал глазами, — он мне так и сказал … А теперь, когда я вас вижу, то и сам чувствую.» Таня чуть не рассмеялась ему в лицо … «Вы, Танечка, лучше не фыркайте, а подумайте над тем, что я говорю. — поучительно объявил профессор, вертясь туда-сюда на вращающемся стуле, — И как Ваня в последнее время себя вел, тоже вспомните.»

Последний аргумент выглядел убедительно: теория Игоря Генриховича действительно объясняла странное поведение Ивана в течение последних двух недель. И, кроме того, если Мышка сам такое сказал, то, значит, он так и чувствует — какой же ему смысл доктору-то лгать? «Выходит, у Вани от меня шизофрения обострилась!» — расстроилась Таня … и вдруг вспомнила наставления секретарши. Но поздно: профессор Штейнгардт выбежал из-за стола и, размахивая руками перед таниным лицом, прочитал ей гневную лекцию о медицински безграмотных людях, употребляющих термин «шизофрения» всуе. «Нет такого заболевания! — кричал профессор, запутывая ее вконец, — Понимаете — нету! А есть невежественные жены больных людей, которые своим несносным поведением усугубляют протекание недуга.» Глаза его метали молнии. «Вы меня поняли, милая?!» — заорал он, чуть не стукнув Таню по носу; «Поняла, Игорь Генрихович, поняла … Извините, Христа ради … — лепетала та в ответ, — Вы только скажите что … а я для Вани все сделаю!» Внезапно остыв, Игорь Генрихович вернулся к себе за стол и стал объяснять. Таня не должна: во-первых, демонстрировать свое желание перед половым актом, во-вторых, показывать свое наслаждение во время полового акта и, в-третьих, высказывать свою благодарность после полового акта. «Три 'не', — закончил он, — очень легко запомнить: до, во время и после.» «А я всегда думала, что наоборот … — удивилась Таня, — Так сказать, три 'да' …»; «И неправильно думали, Танечка … — благодушно сообщил ей забывший былые обиды профессор, — Верьте мне, милая, я на этой проблеме тридцать лет назад докторскую защитил.»

Она ходила к Игорю Генриховичу еще два раза, пытаясь убедить его, что у Ивана с сексом все в порядке и что ее желание, наслаждение и благодарность — чувства неподдельные. Более того, если она, Таня, не сможет их проявлять, то тут-то проблемы и начнутся — по-крайней мере, для нее самой. «Ах, милая, — шаловливо махал на нее ученой дланью профессор Штейнгардт, — вы тогда так и говорите, что о себе хлопочете …» — чем доводил Таню до бешенства неописуемого. В конце концов она поставила ультиматум: если Игорь Генрихович и вправду хочет, чтобы она выполняла его «не», то пусть резервирует за ней место в своем отделении. Таня его честно предупреждает: от такой жизни она рехнется. «А вы себе любовника заведите, милая.» — ответил старый доктор. Таня гневно подняла глаза, полагая, что шутки пошли уже через край … и вдруг поняла, что тот не шутит. «Заведите, заведите … — продолжал Игорь Генрихович, — я разрешаю.» И, помолчав как-то странно, добавил: «Вы ведь так и так заведете … а если я не пропишу, то совестью будете мучиться.»

Он так и сказал: «пропишу» — Таня даже хотела попросить у него рецепт.

Иван вернулся домой только через два месяца — и в течение всего этого времени ее к нему не пускали ("Через окно смотрите, милая, во-он он там возле беседки со своим другом Феденькой Черенковым беседует! v). К тому моменту Таня уже вовсю следовала Второму Предписанию старого доктора (Давид приезжал из Архангельска на несколько дней, плюс некий новый знакомый) — что, в сочетании с Первым Предписанием, сделало их всех счастливыми. А если и не счастливыми — так, по-крайней мере, здоровыми. А если и не вполне здоровыми, то … как бы это поточнее выразиться?… Скажем, так: совместный эффект двух Предписаний удержал их всех по эту сторону границы между вяло протекающей и острой шизо… ой, Игорь Генрихович, извините, Христа ради … опять я проштрафилась!…

* * *