Человек, который не мог умереть

Алексей во всем старался потакать ее желаниям. И по совету ее простодушной бабушки они поехали в Затоку, на косу, соединяющую берега лимана, где был курорт и «грязи», которые наверняка должны были помочь здоровью Алексея. Женщина дала записку к одной своей знакомой, чтобы та пустила их в свою квартиру, и они там поселились. Коса с лечебной грязью была недалеко, на весь остаток отпуска оба поселились там. Жизнь проходила здесь с чередовавшимся оздоровительно-терапевтическим разнообразием. Утром под наблюдением Виктории он превращался в негра на берегу целебного и мутновато-желтого залива. Глядя на него, девушка довольно хлопала в ладоши, смеялась, что его лицо и тело от лечебной грязи обретают зрительную цельность и что ему так даже более идет. С ног до головы обмазавшись сама, она вставала в разных живописных позах, делала гримасы с рожками и хохотала. Затем они переходили на песчаный берег, к морю, чтобы начисто ополоснуться, и проводили целый день на пляже, разглядывая местных смуглых обывателей и бледнолицых, бурно веселящихся туристов.

– Знаешь, порой ты так глядишь куда-то вдаль, как будто тебя что-то гложет изнутри. Или, может быть, я плохо выгляжу, когда ты это делаешь? – сказала она как-то раз, на всякий случай, оглядев свой голубой, почти невидимый купальник. – Если дело не во мне, тогда имей в виду: я буду счастлива с тобой везде, куда б мы ни поехали. Скажи, куда тебя так тянет? Мы можем это запланировать на следующий год.

От звука ее голоса Алексей легонько вздрогнул и похолодел от мысли, что он непроизвольно чем-то себя выдал. В памяти его действительно вдруг возникала, как обрывок сна, красочная панорама города с широкой гаванью и старыми античными дворцами, где он едва ли был когда-то.

– Не обращай внимания на то, что я порой отсутствую помимо своей воли. Наверно это тоже следствие контузии. Надеюсь, скоро эти приступы пройдут. С тех пор, как меня ранило, еще задолго до того, когда мы снова встретились, меня, неясно почему, влечет одно название, мелькает в голове, словно бы я непременно должен побывать там. Сначала, потерявши память, я даже и не знал, есть ли что-нибудь с таким названием на свете.

– С каким названием?

– Города в Италии, где я ни разу не был.

– Ты хочешь съездить в Рим?

– Нет, это – Неаполь. Партенопея, как он назывался раньше.

– Партенопея? Хм.

Девушка взглянула на него, не зная, то ли рассмеяться, то ли посочувствовать такой фантазии. Затем вздохнула и сказала:

– Ну что ж, Неаполь, так Неаполь. Решено. Только в следующий раз уж, милый.

Алексей поцеловал ее в висок, не зная, что добавить. Даже если б он и пожелал побольше рассказать, то не сумел бы это сделать: кроме звучного названия – Партенопея, греческого поселения, где теперь стоял Неаполь, и вида гавани в памяти больше никаких ассоциаций не было. Он обожал Викторию; как мог, старался угодить ей, успокоить. Но сам не верил в то, что эти его «приступы» пройдут. Его пугали неизвестность и момент, когда внезапно, может быть, всё разом прояснится. Он отгонял недоброе предчувствие, но хуже всего было то, что он по-прежнему не мог сказать Виктории всю правду… В Затоке они провели две сказочных недели и еще больше сблизились. В гармонии сердец время пролетело незаметно.

Тот страшный день настал, когда, однажды вечером придя с работы, он вдруг обнаружил, что они живут вдвоем уже три года и у Виктории вот-вот появится ребенок. По тем часам, что отмеряли его собственное время, казалось, что со дня их встречи прошло всего лишь несколько недель, ну, может, пара месяцев… Он также вспомнил, что они женаты, что свадьба была очень скромной из-за разногласий с родственниками Вики, и то, что он довольно регулярно посещает дерматолога по поводу заболевания лица. В тот день Виктория была в широком длинном платье с белой окантовкой по сине-голубому полю, с серебряными серьгами, которые он подарил, и с забранными на затылок волосами. Платье очень шло ее немного располневшей, но притягательной фигуре. Внимательные темные глаза смотрели на него с той нежностью, которая бывает у любящих любимых жен; за левым ухом была выпавшая прядь колечком. И почему-то именно такой на весь остаток своей мертвой жизни он ее запомнил.