Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем

В каком-то смысле писательский процесс устроен так же. У вас есть все ингредиенты, детали вашей жизни, но просто перечислить их недостаточно. «Я родилась в Бруклине. У меня есть мать и отец. Я – женщина». Вы должны добавить к этому жар и энергию вашего сердца. Это не просто какой-то отец – это ваш отец. Живой человек, который курил сигары и лил слишком много кетчупа на стейк. Тот, кого вы любили и ненавидели. Недостаточно просто смешать ингредиенты в миске: в них нет жизни. Вы должны стать едины с этой любовью и ненавистью во всех их подробностях, они должны превратиться в продолжение вашего тела. Набоков сказал: «Ласкайте божественные подробности». Он не говорил: «Засуньте их куда-нибудь и хорошенько попинайте». Ласкайте их, относитесь к ним бережно. Заботливо обходитесь с тем, что вас окружает. Прильните всем телом к реке, о которой вы пишете, – чтобы, называя ее желтой, дурацкой или тихой, чувствовать это всем своим существом. Когда вы погружены в создание текста, ваше отдельное «я» должно раствориться. Роси Катагири говорит: «Когда вы выполняете дзадзен [сидячую медитацию], вы должны исчезнуть. Не Стив и не Барбара выполняют дзадзен. Это дзадзен выполняет дзадзен». То же самое должно происходить, когда вы пишете: это текст пишет себя. Вы исчезаете. Вы просто записываете мысли, текущие через вас.

Торт выпекается в духовке. Весь ее жар идет на его приготовление. Жар не отвлекается, думая: «О, лучше бы это был шоколадный торт, а не фруктовый». Когда вы пишете, вы не должны думать: «Меня не устраивает моя жизнь. Почему я не родился в Иллинойсе?!» Вы вообще не должны думать. Вы принимаете то, что есть, и переносите на бумагу его подлинность. Роси Катагири говорит: «Литература может рассказать вам, что такое жизнь, но не расскажет, как от нее избавиться».

Духовки бывают очень своенравными – иногда приходится учиться, как прибавить жар. Хороший способ усилить давление, разогреть мысли и пробиться через внутреннего цензора – установить временные рамки. Кроме того, жар усиливается, когда ваша рука ни на секунду не прекращает движение; в итоге из смеси повседневных подробностей может получиться прекрасный торт. Если вы поймаете себя на том, что в процессе написания текста слишком часто смотрите на часы, поставьте перед собой задачу писать, пока не испишете три (четыре, пять) страницы с обеих сторон, или пока торт не будет готов – сколько бы времени это ни заняло. Включая духовку, вы никогда не знаете, получится ваш торт дьявольским или божественным. Никаких гарантий нет, так что не стоит и волноваться. Все равно и то и другое вкусно.

Есть люди, которые пытаются приготовить торт из одного жара, без продуктов. Жар создает тепло, уютную атмосферу, но конечным результатом никого не накормишь. Таковы обычно абстрактные тексты: мы чувствуем, что в них много энергии, но откусить нечего. Прибегая к деталям, вы постепенно учитесь все лучше и лучше передавать свой восторг или печаль. Так что, суетясь в упоении у жаркой плиты, не забудьте поставить туда форму с тестом, чтобы другие люди точно узнали, каковы ваши чувства на вкус, и тоже смогли ими насладиться. «О, это бисквит, шоколадный кекс, лимонное суфле!..» Вот каковы мои чувства. А вовсе не: «О, это было круто, это было очень круто!» Ну да, круто – но чем именно? Дайте читателю почувствовать вкус. Иначе говоря – используйте детали. Они – основа текста.

Используя их, вы не только печете торты и топчетесь у плиты – вы обращаетесь к миру. Это глубоко политический акт, потому что вы не просто греетесь в жарких волнах собственных эмоций – вы предлагаете голодным немного вкусного хлеба.

Прожить жизнь дважды

Писатели проживают жизнь дважды. Они ведут обычную жизнь – так же торопливо, как все прочие, делают покупки в гастрономе, переходят улицы, одеваются по утрам на работу. Но кроме этого они тренируют в себе другую часть, которая проживает все по второму разу. Она садится, заново просматривает и перелистывает жизнь, приглядывается к ее ткани и деталям.

Когда начинается ливень, все бегут по улице, прикрываясь зонтами, плащами и газетами и торопясь укрыться дома или еще где-нибудь. Писатель же возвращается под дождь с тетрадью и ручкой в руках. Он смотрит, как собираются на дороге лужи, как хлещут по ним водяные струи. Вы можете подумать, что писательская практика – какое-то идиотское занятие: только идиот полезет под дождь, чтобы смотреть на лужи. Умный человек спрячется под крышу, чтобы не простыть, а если простуда все же нагрянет, у него имеется медицинская страховка. Лишь идиотам лужи важнее собственного здоровья, безопасности и своевременного прихода на работу…