Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем

Садясь писать, отпустите все мысли и начните с попытки выразить то, что скрывается внутри вас, самыми простыми словами. Не всегда начало бывает гладким. Позвольте себе корявость и нескладность. Вы обнажаетесь. Вы выводите под лучи света свою жизнь, представляя ее не так, как хотелось бы вашему эго, а как подлинное человеческое бытие. Именно поэтому я считаю, что писательство сродни религии. Оно заставляет вас раскрыться и делает ваше сердце более терпимым к обыденности.

Сейчас, когда я раздражена, несчастна, недовольна, пессимистична, негативно смотрю на мир и рассыпаюсь на части, я сознаю, что это – чувства. И я знаю, что чувства могут меняться. Я знаю, что это просто энергия, которая хочет найти свое место в мире и друзей.

При этом у вас, разумеется, могут быть темы, о которых вы хотите написать: «Я хочу написать о своем брате, который умер в Сан-Франциско», – только подступаться к ним следует не мыслями и идеями, а всем своим существом – с сердцем, потрохами и руками. Начинайте писать – пусть надрывно и неуклюже, как животное, которое кричит от боли, – и в процессе вы обязательно обретете свой дух, свои слова, свой голос.

Люди часто говорят: «Вот я шел [ехал, делал покупки, был на пробежке] – и вдруг мне в голову пришло стихотворение – все сразу, целиком! Но когда я сел, чтобы записать его, у меня почему-то ничего не вышло…» У меня такое никогда не выходит. Сидеть, чтобы писать, – это совсем другой вид деятельности. Забудьте о своей прогулке или пробежке и стихотворении, которое пришло вам в голову в тот момент. Сейчас другой момент. Напишите другое. Вы можете втайне надеяться, что какая-то часть ваших прежних мыслей снова проступит на поверхности, – но пусть все идет, как идет. Не надо усилий.

Тот мой ученик, о котором я упоминала выше, настолько увлекся писательством, что сразу же попытался написать книгу. Я сказала ему: «Не спеши. Вначале какое-то время просто пиши. Ты должен понять, что это за процесс». Писательство – это целая жизнь и очень много практики. Я вполне понимала его нетерпение. Всем нам хочется думать, что мы делаем что-то полезное, куда-то движемся, чего-то достигаем: «Я пишу книгу».

Дайте себе немного свободы, прежде чем приступить к большим литературным формам. Научитесь доверять силе собственного голоса. Постепенно, естественным путем, эта сила обретет направление и потребность выразиться в определенной форме, но источником станет не ваше достиженчество, а нечто иное. Литературный текст – это не гамбургер из «Макдоналдса». Он готовится медленно, и когда вы приступаете к делу, вы не знаете, что получится в конечном итоге – жаркое, баранья отбивная или целый банкет.

Наваждения

Время от времени я составляю список своих наваждений. Некоторые из них меняются, некоторые счастливым образом забываются, но остается все равно больше.

Все писатели в конечном счете пишут о своих наваждениях. О том, что преследует их, о том, чего они не могут забыть, – об историях, которые обитают в их телах в ожидании освобождения.

Я прошу учеников в моих группах тоже составить такой список, чтобы они могли увидеть, чем занято в часы бодрствования их подсознание (а заодно и сознание). Записав свои наваждения, вы можете извлечь из списка пользу. Теперь у вас есть перечень вещей, о которых можно писать. Ваши главные наваждения обладают колоссальной мощью; к ним вы будете возвращаться в своих текстах снова и снова. На их основе вы создадите новые истории. Так что вы вполне можете перестать с ними бороться и, наоборот, поддаться им. Они, вероятно, все равно будут так или иначе властвовать над всей вашей жизнью, так что лучше заставить их работать на себя.

Одна из моих навязчивых тем – моя еврейская семья. Время от времени я решаю, что уже достаточно о ней написала. Мне не хочется выглядеть маминой дочкой. В мире полно других вещей, о которых можно писать. Да, действительно, есть и другие темы, и я пишу о них, когда они приходят ко мне сами собой; но стоит мне принять сознательное решение не писать о своей семье – и создается такое ощущение, будто вместе с этим желанием я подавляю в себе и все остальное, просто потому что слишком много сил уходит на избегание этой темы.

Нечто похожее я испытывала, когда решила сесть на диету. Как только я приняла это решение, еда сразу же стала казаться мне единственной реальной вещью на земле, и любые мои действия – вождение машины, пробежка по кварталу, записи в дневнике – превратились в попытки отвлечься от единственного страстного желания. Лично для меня оказалось проще и действеннее не вести войну, а мирно предоставить еде и голоду какое-то место в моей жизни, чтобы не поглощать по дюжине пирожных за раз.

Точно так же и с моей семьей. Если я соглашаюсь отвести ей несколько страниц, она спокойно занимает место в Зале Славы Наваждений и уступает трибуну другим темам. Но если пытаться загнать ее под ковер, она начинает лезть из всех щелей в каждом стихотворении, так что даже фермерша из Айовы выглядит так, словно сейчас начнет печь блинчики.