Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем

Научившись доверять собственному голосу и позволив дремлющей в вас творческой энергии вырваться наружу, вы сможете направить их на создание рассказов, романов и стихов, на пересмотр своих произведений и так далее. Теперь у вас есть основной инструмент исполнения ваших писательских желаний. Но будьте начеку: такая практика вскроет и другие желания, прячущиеся в глубине вашей души, – отправиться в Тибет, стать первой женщиной – президентом США, построить студию с солнечными батареями в Нью-Мексико… Они лягут на белый лист бумаги черными буквами – и уклониться от них будет очень сложно.

Синтаксис

Попробуйте выполнить следующее упражнение. Возьмите какой-нибудь из самых скучных своих текстов, выберите из него три-четыре строки или предложения подряд и выпишите их на чистый лист бумаги.

Я не могу писать, потому что я – кубик льда, во рту у меня пересохло, сказать мне нечего, и я бы лучше съела мороженого.

Вот так. Теперь взгляните на слова как на деревянные кубики – все одинакового размера и цвета. Пусть существительные и глаголы значат не больше, чем предлоги и частицы. Все слова равны. Возьмите все эти кубики и перемешивайте, переставляйте их в произвольном порядке, с тем чтобы заполнить примерно треть страницы. Не пытайтесь сложить что-то осмысленное. Ваш разум будет пытаться соорудить какую-то логичную конструкцию – сдерживайте его порывы, расслабьтесь и бездумно записывайте слова на бумагу. Чтобы заполнить треть страницы, их придется повторять.

Писать я рту лучше мороженое сказать съела льда и нечего пересохло я у писать лучше сказать и меня что кубик потому мне я пересохло писать и рту мороженого я лучше пересохло кубик я бы писать я и нечего сказать могу не потому нечего лучше я пересохло и сказать мороженого у льда лучше меня кубик нечего сказать.

Теперь, если хотите, расставьте несколько запятых, вставьте знак вопроса, может быть, восклицательный знак, двоеточие или точку с запятой. Проделайте это, не задумываясь, не стараясь придать тексту смысл – просто развлечения ради.

Писать я рту лучше мороженое. Сказать съела льда и нечего пересохло! Я у писать лучше сказать и; меня что кубик потому мне. Я пересохло писать и рту мороженого. Я лучше. Пересохло кубик я бы писать я и нечего сказать могу. Не потому нечего лучше; я пересохло и сказать мороженого у льда. Лучше меня кубик нечего сказать?

Теперь прочтите вслух то, что получилось, как будто оно в самом деле что-то значит. Вы должны читать этот «дурацкий текст» с модуляциями голоса и выражением. Попробуйте прочесть его раздраженно, возбужденно, печально, плаксиво, с вызовом, требовательно, чтобы вжиться в него.

Зачем это нужно? Наш язык обычно заперт в границах синтаксиса. В предложении есть субъект (подлежащее), действующий (сказуемое) на объект (дополнение). «Я вижу собаку» – в такой структуре предложения «я» оказывается центром вселенной. Мы забываем о том, что, когда «я» видит «собаку», «собака» в то же самое время видит меня. Любопытно, что согласно синтаксическим правилам японского языка эта фраза выглядела бы так: «Я собаку видящий». Это больше похоже на взаимодействие, обмен действиями, чем на воздействие субъекта на объект.

Мы думаем фразами, и то, как мы видим, напрямую связано с тем, как мы мыслим. Если мы думаем структурами «подлежащее/сказуемое/дополнение», то именно так и выстраиваем мир вокруг себя. Разрушая этот синтаксис, мы высвобождаем энергию и получаем возможность увидеть мир свежим взглядом, под другим углом зрения. Мы перестаем быть шовинистами, венцом творения. На Земле значение имеет не только человек, но и другие создания: муравьи возводят собственные города, у собак есть своя жизнь, кошки постоянно ищут, где бы вздремнуть, растения дышат, а жизнь деревьев длится намного дольше человеческого века. Да, мы можем составить предложение, где подлежащим будет собака, кошка или муха: «Собака видит кошку», – но структура нашего языка все равно эгоцентрична. Богом быть трудно. Мы вовсе не управляем миром. Это всего-навсего иллюзия, подкрепленная другой иллюзией – синтаксической структурой нашей речи.