Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем

Роси Катагири часто говорил: «Относитесь с добром и заботой ко всем чувствующим существам». Как-то я спросила его: «А что такое чувствующие существа? Те, у которых есть чувства?» Он ответил, что мы должны быть добры даже к стулу, воздуху, бумаге и улице. Вот каким широким и принимающим должен стать наш разум. Когда Будда достиг просветления под деревом Бодхи, он сказал: «Теперь я просветлен со всеми остальными существами». Он не сказал: «Я просветлен, а вы – нет!» или «Я узрел просветление» – так, как будто отделен от него.

Это не значит, что отныне и навеки вы должны неподвижно сидеть на одном месте, чтобы не дай бог не обидеть ковер под ногами или не толкнуть нечаянно стакан. Это не значит, что вы не должны больше пользоваться синтаксической структурой языка, раз уж она неверна. Просто теперь, когда вы вернетесь к обычным предложениям после этого упражнения, внутри вас останется трещина, разлом – место, где сквозит ветер свободы. Пусть фраза «я ем артишок» звучит разумно, пусть, услышав ее, люди решат, что вы в здравом уме – но вы-то теперь знаете, что за пределами этой синтаксической конструкции артишок тоже будет есть вас, и вы изменитесь навсегда, особенно если окунете его в чесночный соус и позволите листу артишока попробовать ваш язык на вкус! Чем лучше вы будете осознавать синтаксис, внутри которого вы движетесь, видите и пишете, тем большую власть над ним обретете и тем дальше сможете выходить за его пределы, когда потребуется. Разрушая синтаксис, мы зачастую подбираемся ближе к истинной природе того, что нам на самом деле нужно сказать.

Я хочу познакомить вас с некоторыми стихотворениями из книги «Кричи, аплодируй» (Shout, Applaud). Это сборник произведений, написанных обитательницами Норхейвена – приюта для умственно отсталых женщин{5}. Этим женщинам никогда не вбивали в голову правила синтаксиса, так что их стихи служат прекрасным примером того, что можно создать за его пределами. К тому же у них есть еще одна особенность, которая придает им особую свежесть: они до краев наполнены удивлением – ведь ваш вчерашний завтрак вовсе не означает, что сегодня нельзя удивиться вареному яйцу!

Дайте мне белое

Мэрион Пински

Я люблю белое

чтобы писать
чтобы писать мое имя
Дайте, пожалуйста, Мэрион
Пински белое.
Я белым люблю,
чтобы писать мое имя могла.
Я знаю, как написать его
точно.
Я хочу белое, чтобы писать
мое имя им.
Я люблю имя писать мое.
Мне нужно белое, сейчас.
Я вежливо попросила.
Я люблю белое, я.
Чтобы писать, писать
мое имя, да.
Я сама, сама зарабатываю деньги.
Стараюсь.

Кленовый лист

Бетти Фримен

В моем сне то, что делает дама,

чтобы быть молодой
и пойти на прекрасный красный
рождественский бал.
Ее платье прекрасно, как лебедь.
Лебедь плывет с тонкими белыми перьями,
когда его мягкая белая голова
плывет понизу, чтобы стать, как снег, снова.
И я хотела быть такой женщиной,
быть с длинным крылом.

Камень и я

Беверли Опс

На столе лежит камень моем.

На камне лежит воды стакан.
Вода чернится от грязи.
Грязь сухая и пыльная.
Мне предложили капусты.
Капуста была очень рада.
Ей нравится камень,
потому что он не движется.

Все

Ширли Нильсон

На мне наделось синее

пальто. Это была капуста с сосисками.
Большие вареные сосиски,
запах был капустный
ах, какой вкусный
запах капусты в нелетнем шуме был
текущей водой где-то на кухне.

Нервно потягивая вино

Несколько лет назад в Университете Миннесоты выступал Рассел Эдсон. Он рассказал, что садится за машинку и пишет за раз примерно десяток коротких отрывков. Позже он их перечитывает. Бывает, что среди этого десятка какой-то один оказывается удачным – тогда Рассел сохраняет его. Он сказал, что если ему в голову приходит хорошая первая строчка, то обычно удается и продолжение. Вот несколько таких первых строчек{6}: