Человек, который стал богом

В мозгу регулярно вспыхивают парами искорки. Это импульсы, посылаемые из вне в мою новую память. По вживлённым электродам. Я вижу искорки — значит, дополнительная память работает и передаёт раздражения в мозг — как и полагается. Мы бьёмся над тем, как научиться управлять ими.

Я пробую ещё, и ещё раз пробиться в туе уголки памяти, в которых должны были остаться подробные воспоминания об отце в тот день тридцать лет назад.

Я чувствую, что доктор Анна трогает меня за руку. Открываю глаза.

— Остановись. Отдохни. — Она показывает на экраны.

Уровень эмоционального напряжения — как любит она говорить — зашкаливает. Никакой шкалы, разумеется нет, это не скорость которую можно измерить в каких-то общепринятых единицах. Есть разработанная в лаборатории методика, способная превратить эмоциональное напряжение в график на экране. Сейчас он напоминает восхождение на вершину. Ещё несколько графиков следуют вдогонку эмоциональному напряжению. Один из — пульс. Вершина этого графика замерла возле отметки “160”.

— Что-то есть, — в очередной раз говорит она. — Вот возбуждающие импульсы, а вот — отражённые сигналы. Ты их видишь! Отдохнёшь, и мы попробуем по-другому.

На втором экране — размытый силуэт мужчины, слегка ссутуленного, словно он собирается бежать. Анна видит, что я изучаю картинку.

— Это ты так представлял отца. Никаких конкретных деталей. Схема.

Они умеют фиксировать зрительные и слуховые образы, возникающие в мозгу. Из-за этого персонал, работающий с нами — биологи, аналитики, лаборанты и даже программисты — были строго предупреждены перед началом эксперимента.

— Тем, кто умеет обижаться — здесь не место, — говорил шеф перед началом эксперимента, обводя всех свирепым взглядом. — Вас мысленно обозвали собачьим дерьмом. Ну и что? С вас убудет? Помните, испытуемый находится в том состоянии, в котором вы никогда не были и, скорее всего, не будете! Ему можно все. Скажу иначе — теперь мы — одна большая семья. В семье допустимо то, что не допустимо за ее пределами. Добавлю также — за пределами семьи никто не должен знать, что происходит здесь.

Проходит десять минут, параметры моей нервной системы возвращаются в норму, и мы повторяем. Так проходят дни и недели.

Я умоляю свою память, своё сознание, своё подсознание поверить — что это очень надо и очень просто — пробиться к дополнительной памяти. Восточная поговорка гласит “Сколько не говори “халва” — во рту слаще не станет”. Те, кто придумал эту поговорку, ошибались. Станет. Всё дело в подсознании. Если его убедить, что от слова “халва” во рту будет становиться слаще, то так оно и станет.

Скажите слово “халва” и потом положите в рот кусочек халвы. Повторите сто раз. На сто первый вы почувствуете во рту вкус халвы ещё до того, как кусочек этого лакомства попадёт вам в рот.

Я готов молиться, петь гимны, осанны и стать на колени перед собственным подсознанием — лишь бы оно обратило внимание на появившуюся в голове дополнительную память. Иногда мне кажется, что моё подсознание смеётся надо мной — оно тысячи лет обходилось без этих кристаллов и дальше без них проживёт.

В одну из ночей мне приснился храм святого Петра в Ватикане. Я захожу в него, и вижу — все внутренние стены превратились в книжные полки. Католический храм превратился в храм науки. Вместо скульптур установлены приборы, демонстрирующие физические опыты. По куполом подвешен маятник Фуко. Вместо гири к длинной нити подвешен человеческий мозг, одетый в шлем с чепчиком — как у нас. Табличка объясняет, что мозг — самый тяжёлый предмет на земле, ибо вмещает в себя всё вселенную.

Я подхожу к алтарю и хочу стать перед ним на колени и попросить доступ — не для себя, для моего подсознания — к дополнительной памяти.

Поднимаю голову и вижу — вместо бога — увеличенный до исполинских размеров микрочип. Он требует признать себя творцом вселенной. Я сомневаюсь, ибо как мог появиться микрочип — пусть даже исполинских размеров — до появления вселенной? Я вступаю в спор, который превращается в нелогичный обмен упреками.

И снова я сижу перед Анной и восхищаюсь её терпением. Закрываю глаза и пытаюсь выбить слезу жалости у собственного подсознания — сколько можно мучать нас?

Сегодня мы вспоминаем сказки. Я пытаюсь представить себя в роли героя той или иной сказок, прочитанных в детстве, Анна следит за активностью моего мозга.

— У тебя происходят изменения, — показывает она на графики. — Ранее вслед за вспышками в мозгу следовала немедленная реакция — вот эти небольшие пики на графике А-6. Интервалы между пиками на графике были равными. А сейчас разница между пиками возросла и пауза меняется от раза к разу. Словно мозгу надоело реагировать.

"Бери на себя контроль за кристаллом! Тогда вспышки прекратятся!” — сержусь я на своё подсознание.