Человек, который зажигает звёзды

– Да, давай, когда и где? – согласился я, попутно соображая, не облажался ли я. Но, в общем, скорее всего нет. В любом случае, я давно хотел развеяться, а приехать на Серпуховскую я мог и чуть попозже, вряд ли кто-нибудь заметит, если сегодня по необъяснимым и чрезвычайно загадочным причинам звёзды зажгутся чуть позже.

* * *

Ночной мегаполис радостно принял меня в свои объятья. Быстро припарковав машину (один из основных плюсов после рабочего времени, когда все прилежные клерки уже нежатся в тёплых кроватках или чешут волосатые животики, являющиеся их основной гордостью. Как мне казалось, для них это нечто вроде звания для военных. Чем выше стаж, тем сильнее выпирает живот.

От этих мыслей я немного погрустнел: незавидная участь. Но не будем забивать голову всякой ерундой. Мы же собирались немного развеяться, вырваться из замкнутого круговорота офисных будней. Вот и он, небольшой паб в центре. Когда ночь опускалась на город, и все офисы медленно погружались в пучину сновидений, подобные места пробуждались после дневного дрёма, радостно встречая тех, кому пьяный угар милее домашнего очага. Ну, или тех, кто не хочет возвращаться в пустую квартиру, и проводить стремительно убегающее время в одиночестве, за разогретой пиццей перед мерцающим монитором.

Но стоило мне открыть дверь, как все грустные размышления улетучились в мгновение ока. Тут царила своя атмосфера. Я любил это место. Это единственный паб, в котором я чувствовал себя комфортно, здесь всегда кипела жизнь. В углу и над барной стойкой весело бубнил диктор, обеспечивая посетителей «зрелищами», а между столиков тут и там сновали молоденькие официантки в ярких передниках с подтяжками, поднося подвыпившим клиентам «хлеб». Конечно, эта Цезаревская аксиома успешного бизнеса соблюдалась практически в любом предприятии, держащемся на плаву, но здесь это делалось в какой-то очень близкой моему сердцу пропорции. Всем было хорошо, и каждый новый входящий, вдыхая пьянящий аромат беспробудного веселья, словно скидывал с себя невидимое пальто, облепленное тоннами житейских проблем, и, удивлённый наступившей лёгкости, улыбался, искренне, словно новорождённый младенец. Здесь не принято было обсуждать политику, религию, свои проблемы, или что-то, касающееся мира за пределами этого хрустального царства. Разве что спорт, единственное, что в идеальном варианте никак не связано ни с политикой, ни с религией, ни с другими вещами, заляпанными сальными ручонками сильных мира сего. Словно в последний раз, каждый из присутствующих опрокидывал в себя бокал за бокалом, не зная, удастся ли вернуться обратно. Ведь нет ничего прекраснее и чище, чем «Пир во время чумы».

– Эй, Марк, старик! Тащи сюда свою плоскую задницу!

Как это ни прискорбно признавать, первой моей реакцией была обида. Грязная ложь и клевета! Никакая она не плоская, а очень даже упругая! Но, слава богу, я вовремя спохватился и включил брутального мужика, которому «по хрен»» подобные мелочи жизни. Но всё равно обидно.

Настроившись на воинственный лад, я направился в сторону, откуда слышался голос. Тут было довольно людно, несмотря на относительно ранний час, поэтому сразу разглядеть говорившего не удалось.

То тут, то там раздавались радостные приветливые крики и весёлые краснощёкие мужчины приветливо сталкивались друг с другом пивными животиками, радостно мурлычущими от удовольствия и обилия пива внутри. А я шёл, ожидая вновь услышать голос, показавшийся мне удивительно знакомым. Пахло серой.

– Привет, дружище.

Я замер, не в силах пошевелиться. Всё тело словно одеревенело, а волосы встали дыбом; я почувствовал, как бьётся сердце. Напротив, вальяжно развалившись на широком мягком кресле, огибающем уютный угловой столик сидел… Я.

– Эй, старичок, что с тобой? Сердечко шалит? Нервишки не к чёрту? Сгонять за валидольчиком? – глумился он.

Не шевелясь и не моргая, я смотрел на это существо. Сходство было поразительное. Мы были как две капли воды. Но в то же время я чувствовал, что у нас нет ровно ничего общего. Вместо моего строгого костюма и лакированных туфель на нём были высокие ботинки, рваные джинсы, заправленные внутрь обуви, и красная клетчатая рубашка, расстёгнутая на груди, открывающая удивительно белую майку. Вместо моей обычной стрижки, которую можно встретить на каждом пятом жителе мегаполиса, у него торчал короткий ёжик волос, со странной выбритой полосой, идущей ото лба к затылку на пару сантиметров правее макушки. Но больше всего мне в глаза бросилось другое: его правую руку от самой кисти покрывала загадочная татуировка, плавно переходящая на грудь и на левую сторону шеи, и, как ни странно, мне никак не удавалось понять, что же там нарисовано, она была словно живая. Но даже это не самое главное.

Было ещё что-то, нечто на уровне подсознания. Я чувствовал исходящую от него агрессию, чувствовал, как она волнами исходит от него, я буквально видел, как животная ярость кипит внутри его тела, готовая вот-вот вырваться наружу.

– Кто ты? – еле слышно прошептал я, с трудом ворочая языком.