Человек может

…Эта окраинная улочка сплошь состояла из одноэтажных домиков, окруженных небольшими садами и огородами. Лаяли собаки. Павел миновал угол, другой. Он шел по направлению к трамвайной остановке. На углу матовые шары освещали вывеску аптеки. Но аптека была уже закрыта. Над звонком висела табличка: «В случае экстренной необходимости просят позвонить». Павел не спускал пальца с кнопки звонка по меньшей мере минут пять. Наконец ему открыла сонная, недовольная дежурная.

— Без подушек кислород не отпускаем, — сказала она.

— Каких подушек?

— Вы ведь уже раз приходили…

— Нет… Мне позвонить по телефону.

— У нас не переговорная!

Женщина попыталась закрыть дверь, но Павел оттолкнул ее, прошел в аптеку и направился за стойку в комнату, откуда сквозь открытую дверь проникал свет.

В комнате за длинным столом, уставленным аптекарскими весами и байками с латинскими названиями, на узкой, обитой клеенкой медицинской кушетке сидел парень, с волосами, начинавшимися от самых бровей. Он надевал задом наперед рубашку.

— Я… только на минутку… зашел… — испуганно бормотал он, просовывая голову в воротник.

Павел подошел к телефону, снял трубку. Чтобы набрать номер, он вынул из кармана руку, в которой все еще был зажат пистолет.

— Ай, не нужно! — закричал парень каким-то совершенно мышиным голосом, и вдруг Павел увидел, что женщина, дежурившая в аптеке, подбежала к парню и закрыла его своим телом.

— Какой номер телефона милиции? — хмуро осведомился Павел.

— Не знаю, — ответила женщина. — Ноль один.

Павел набрал ноль один.

— Пожарная охрана, — ответили ему.

— Мне нужна милиция.

— Звоните ноль два.

Дежурный милиции сказал, что по адресу, указанному Павлом, сейчас же выедет оперативная машина.

Когда Павел выходил из аптеки, женщина, наклонив голову, попросила его:

— Если только можно, не говорите, что я была не одна… Очень вас прошу.

— Хорошо.

— Проклятая жизнь, — сказала женщина и заплакала.

27

— Алло!.. Алло!

Телефонные провода где-то соединились с проводами радиотрансляции, и трубка пела: «Закаляйся, если хочешь быть здоров». Затем в мембране что-то щелкнуло, как в тех случаях, когда звонят по телефону-автомату.

— Смирнова взяли, — шепотом сказала трубка. — Уезжайте.

Затем снова щелчок и протяжный гудок низкого тембра.

Максим Иванович положил трубку на стол.

— Чем тут пахнет? — сказал он Лене. — Как будто рыбу жарили…

— Нет, — ответила Лена. — Я не чувствую.

— Ну, может быть, мне показалось.

Он положил трубку на рычаг, расправил шнур.

В голове назойливо вертелась мелодия песенки: «Закаляйся, если хочешь быть здоров…»

Все кончено, — думал он, — все кончено.

— Мне придется уехать в командировку, — сказал он Лене с тем необъяснимым спокойствием, какое бывает у некоторых людей только в минуты крайней опасности. — Нужно уложить чемодан.

— Я помогу, — сказала Лена.

— Нет.

Он стал складывать в чемодан белье, разыскал зубную щетку и вставил ее в круглый футляр, положил бритву, мыло в прозрачной пластмассовой мыльнице, недочитанную книгу. Он закрыл крышку и повернул маленький ключик в замке, хотя знал, что никуда не уедет.

Все кончено, — думал он. — Все кончено…

Он был первым учеником в классе. Вторым учеником был Натка. Они и сейчас еще изредка встречались, школьные товарищи. Натка стал электромонтером. Максим Иванович вдруг с ужасом почувствовал, что забыл, как зовут Натку. И сейчас же вспомнил — Григорий Миронович. Наткой его называли в школе потому, что ему нравилась девочка по имени Наташа, и так за ним осталось это имя, хотя он был женат совсем не на Наташе, а на Вере, либо Кате, и имел уже больших детей. Натка иногда жаловался на то, что устает, что завод плохо снабжают обмоточным проводом — он перематывал электромоторы — и он простаивает. «А у меня заработок, — говорил Натка, — не то что твой, директорский. У меня сколько сделал — столько и заработал…»

Да, о чем же я?.. Ага, о заработке…

Когда бы не клееная одежда, все было бы лучше. Не так больно. Не нужны были все эти комбинации и деньги, которые они приносили. С первого дня, когда он понял, что одежду можно будет клеить, он знал: нужно покончить с прошлым. Но не смог. Он работал как вол. Сколько было сделано опытов, как много неудач, как собирались одна к другой крупицы успеха, чтобы, наконец, изготовить одежду по-новому.

Все кончено, — думал он, — все кончено…

Так повезло. Именно на его фабрику пришел этот Алексей со своим предложением. Он его сразу же поддержал. Ему, инженеру-швейнику, это было очень интересно, искренне интересно. Но он был запутан. Как в паутине. И знал, что ему не распутаться. Натка жаловался, что он простаивает и у него низкие заработки. Но он ни в чем не был запутан. Он все мог сделать. Если бы он захотел, он бы мог начать жизнь сначала.

Да, о чем же я?.. Ага, о жизни… О жизни…