Человек на балконе

На второй день нашего знакомства я пригласил ее к себе в комнату, где попытался похвастаться своими скромными на тот момент музыкальными познаниями. Главным моим козырем была новоявленная любовь к творчеству группы Radiohead. Кажется, я поставил тогда на репит песню Creep. Господи, каким же я был идиотом! Улыбаясь, она села на мою кровать и положила руки мне на колени. Мои картины, мой будильник и мои книги — рядом. Дальнейшее случилось само собой. Она вся текла, эта курящая датская русалка, и течка ее пахла северным морем и хвоей. Мы перемещались по небольшой, неудобной творческой кровати, как два необузданных борющихся зверя — певица и художник, художник и певица. Сознание этого меня необыкновенно вдохновляло и возбуждало. После занятия любовью мы долго обнимались и весело обсуждали наши планы на будущее, словно глупые детишки, и даже поспорили на предмет того, кто из нас первым прославится.

Как показала жизнь, стать знаменитостью не удалось никому из нас. Мы оба — неудачники. Она не поражает восхищенный народ своим голосом на мировых концертных площадках, а я не вывешиваю свои полотна в Нью-Йоркском музее современного искусства. Однако у нас обоих есть та волшебная осенняя ночь в моей постели, когда все на свете казалось возможным и от любви мы чуть-чуть не сошли с ума.

С Дитте я провел весь свой второй учебный год. И нам было весело. Мы курили вдвоем одни сигареты, терялись в горах, целовались, кричали и шептали друг другу всяческие нежности на английском, русском и датском языках. Несмотря на случившийся в Америке теракт 11 сентября и присутствующую на многих лицах в том году испуганную печаль, мы с Дитте постоянно были веселы и пьяны.

И еще — она неистово учила меня музыке. Именно Дитте окунула меня в мир многих музыкальных групп и исполнителей прошлого и настоящего, которых я обожаю слушать и по сей день. Майлз Дэвис, Сезария Эвора, The Doors, The Ramones, Muse, Extreme, Jamiroquai, The Stone Roses и еще много-много чего. Помню, валялся я вместе с русалкой на небольшом, узком, импровизированном деревянном причале возле сарая для лодок и вслушивался в композицию под названием «Blue in Green» Дэвиса. И там впереди лежал он — мокрый, шумно чавкающий, обильно зеленый, величественный фьорд. Короткие волны наносили на фиолетовый гравий валунов и сонно пахли развалившиеся вокруг темно-синие водоросли. Над причалом вздымалась японского вида острая скала. Блядь! Как же это было прекрасно.

Я поступил в американский университет в самом начале апреля и, узнав об этом, немедленно позвонил в комнату Дитте. Она прибежала. Неизбежность скорой разлуки так ярко отражалась на ее лице! Она горела, рыдала, металась и снова что-то нежно говорила по-датски. А через месяц, за несколько дней до моего отъезда, она принесла мне в комнату белый компакт-диск с первой в моей жизни музыкальной подборкой, на котором извилистым почерком написала красным: «For my love, Yerzhan».

Этот диск до сих пор валяется где-то в доме моих родителей, а ведь я уже даже и не припоминаю, каких именно исполнителей она мне туда записала! Помню только песню Джеффа Бакли «Lover, You Should Have Come Over», потому что ее она любила больше своей жизни, эта смешная датская русалочка. Джефф Бакли погиб очень молодым, записав в своей короткой жизни всего один альбом — и даже в этом просвечивается некая трагедия. Перед отъездом я нежно поцеловал Дитте в щеку и погладил перламутровое кольцо на ее руке. Она непрерывно гладила мою голову и шею. Где-то вдалеке все также плескался фьорд.

11