В час он пообедал вместе с Эмоном, потом уехал за город искать уединенное место, без которого ему было никак не обойтись. И вскоре нашел его в трех километрах от Белькура, рядом с мельницей, окруженной зарослями ежевики и жимолости. Он достал блокнот, что-то нацарапал в нем, потом целый час старательно зарисовывал деревья, что были у него перед глазами, а затем вернулся в свое временное пристанище в жандармерии. Ему было уютно в компании робкого аджюдана — куда лучше, чем в лагере у грузовика. Не то чтобы его смущало присутствие Лоуренса, нет. Адамбергу была незнакома ревность. Когда он сталкивался с этим болезненным, разрушительным чувством у других людей, ему казалось, что у него самого соответствующий участок мозга отсутствует, как, впрочем, и еще кое-какие участки мозга, имеющиеся у остальных. Он не был уверен, что его присутствие пришлось по душе канадцу. Лоуренс несколько раз посматривал на Адамберга спокойно и вопросительно, что могло означать «Разве ты не видишь: я тут?» или «Что тебе нужно?». Адамберг не смог бы вразумительно ему ответить. Удачный выбор, с этим не поспоришь. За исключением того, что Лоуренс слишком немногословен и его порой трудно понять. Адамбергу не давал покоя этот «бульшит», которого все время поминал Лоуренс. Интересно, кто бы это мог быть? Может, его мать?
В пять Адамбергу позвонил Эрмель.
— Ну что, старина, просмотрели досье? — спросил он. — Ничего веселого, правда? И никакой связи между двумя убитыми. Они никогда не жили по соседству. Я поднял списки всех спортивных ассоциаций Гренобля за последние тридцать лет. Там тоже ничего. Они не встречались на спортивных занятиях. Теперь о ногтях. Те, что найдены в лачуге Массара, совпадают с теми, что мы вытащили из щели окна в гостинице. Все без исключения. На волосках в двадцати пяти процентах бороздки совпадают. Это вам что-нибудь говорит? Аджюдан из Пюижирона упорно ищет ногти в туалете у Массара. Когда у него в голове заводится хоть одна мысль, он как паровоз, его уже не остановить. Если хотите знать мое мнение, он дурак и соображает очень туго. Он ничего не найдет. Массар грыз ногти, лежа в постели, как я вам и говорил. Я сказал аджюдану, что можно прекратить поиски, потому что образцы уже есть, но он хочет доказать свою правоту. Так что мы можем быть за него спокойны: он провозится в этом туалете до самой пенсии. Я напомнил ему, что мы ждем досье на этого парня, но он, похоже, с ним не торопится. Этот тип общается только с военными. Что касается фотографии Массара, то я поговорю с его работодателем, так получится быстрее. Потом, как договорились, разошлем ее по комиссариатам.
С каждым часом становилось все жарче. Адамберг поужинал в одиночестве на террасе кафе, потом побродил по темным улицам. Только к одиннадцати часам он решил присоединиться к коллективу.
Солиман и Камилла курили, сидя на ступеньках фургона. Вдали, у ствола сливы, виднелся прямой силуэт Полуночника. Мотоцикла не было.
Солиман вскочил, едва завидев комиссара.
— Ничего нового, — сообщил Адамберг, взмахом руки попросив его сесть на место. — Целый день бумажки перебирал. — Потом, помолчав некоторое время, задумчиво произнес: — Если все-таки эти ногти действительно принадлежат Массару…
Комиссар огляделся.
— Лоранс уехал? — спросил он.
— Да, он отправился на юг, у него проблемы с визой, — ответила Камилла. — Он еще приедет.
— Кажется, его старый волк умер, — сказал Адамберг.
— Это правда, — удивленно подтвердила Камилла. — Волка звали Август. Он уже не мог охотиться, и Лоуренс ловил ему кроликов. Но он почему-то не ел и вскоре сдох. Один из сотрудников заповедника сказал про Августа: «Уж коли не может, так не может», и Лоуренс очень расстроился.
— Да, я его понимаю, — кивнул Адамберг.
Солиман и Камилла отправились спать, а Адамберг пошел посидеть с Полуночником и выпить стаканчик вина. Он вернулся в фургон около часа ночи, и голова его немного гудела от коварного сен-викторского вина. Было жарко, и запах в кузове усилился. Адамберг, стараясь не шуметь, откинул брезент. Камилла спала на животе, одеяло сползло, открыв половину спины. Адамберг сел на свою кровать, долго смотрел на Камиллу, пытаясь размышлять. Втайне он все еще надеялся, что однажды научится думать так же, как его коллега Данглар, то есть приходя к конкретному результату. Несколько минут он старался изо всех сил, но вдруг его мысль снова непостижимым образом растворилась в мечтах. Спустя четверть часа он вздрогнул, почувствовав, что засыпает. Вытянул руку, положил ладонь на спину Камиллы и тихо спросил: «Ты меня больше не любишь?»
Камилла открыла глаза, посмотрела на него в темноте и снова уснула.