— Пойду почитаю столярству нашему… — Он засунул газету в карман пиджака, махнул рукой и зашагал вдоль улицы.
Иван Филиппович, который все еще испытывал неловкость от своей неожиданной атаки, сказал Тане:
— Вы уж не обижайтесь на меня…
— Ои у нас, Танечка, такой, — перебила его Варвара Степановна, — попадись ему свежий человек, зальет разговором, как из пожарной кишки. — И добавила: — Завтракать идемте.
Таня попыталась отказаться, но Иван Филиппович предостерег:
— Даже и не думайте, не в те руки попали. — Он кивнул на жену. — У супруги моей порядок строгий: пришло время — за стол! И никаких тебе возражений! Ну, а еще попадись нам свежий человек—беда! До потери сознания закормим. И к тому же, имейте в виду, пожаловаться некому. — Иван Филиппович рассмеялся, подмигнул жене, положил заготовку и, скинув запорошенный мелкой стружкою фартук, легонько подтолкнул Таню. — Пошли-пошли…
Сидя за столом, Таня все думала о том, что говорил ей Иван Филиппович, и вспоминала лето 1948 года, московскую свою квартиру и похожие слова об искусстве, о художестве — очень похожие слова. «Вот и сейчас, как тогда, — подумала Таня, — будто глоток ключевой воды в дорогу».
4
…Таня сидела в приемной на диване с высокой, похожей на стену спинкой. Приходилось ждать: секретарша разъяснила, что и директор, и главный инженер с самого утра в цехе.
Ждала она долго. В приемную поминутно входили, спрашивали директора и, услышав короткое: «В цехе. Будет не скоро» — уходили. Наконец появился невысокий человек в светлом летнем костюме, подал секретарше какой-то список, сказав только:
— Четыре экземпляра, пожалуйста.
Секретарша молча взяла бумагу, сказала, обращаясь к Тане:
— Вот с парторгом поговорите, с Мироном Кондратьевичем.
Человек внимательно оглядел Таню, протянул руку.
— Ярцев.
Таня поднялась.
— Озерцова, — она пожала его руку. — На работу приехала.
— Очень хорошо. Идемте ко мне.
Он повел Таню по коридору, отворил дверь со стеклянной табличкой «Начальник отдела кадров». Пропустил Таню вперед.
Она села у стола и положила перед Ярцевым свои документы. Он долго рассматривал их и о чем-то раздумывал. Таня видела, как на большом крутом его лбу, на который все время сползали очень непослушные волосы, то сбегались, то разбегались морщинки. Наконец Ярцев сказал:
— Вот что… Татьяна Григорьевна. Так, кажется?.. Пойдемте-ка с вами прямо на производство, разыщем директора, там обо всем и договоримся, придумаем, какую вам дать работу.
— Мне любую, — сказала Таня, — только там, где не слишком легко.
— Не слишком легко? Ну, эту просьбу вашу исполнить не слишком трудно. — Ярцев засмеялся, и Таня подумала: «Какие у него чудесные зубы…» — Ну, пойдемте, — сказал он.
В станочном цехе, куда Ярцев привел Таню, начался обеденный перерыв. Они шли вдоль второй линии станков. В конце, у фрезеров, толпились рабочие. По-видимому, что-то там произошло, потому что кто-то коренастый сонным скрипучим голосом кого-то отчитывал.
— Товарищ Шпульников, Токарева не видели? — спросил Ярцев.
Коренастый повернул к Ярцеву небритое унылое лицо.
— Токарев, Токарев… Да мне, Мирон Кондратьич, самому товарищ директор вот так нужны. — Он провел ребром ладони по собственному горлу и кивком головы показал на стеллаж возле станка. — С этими деятелями разобраться надо.
На стеллаже сидел молодой широкоротый парень с удивительно плоским бабьим лицом и заплывшим левым глазом. Поодаль, отвернувшись к стене, стоял другой — рослый и крепкий, с мускулистой шеей, с короткими, ежиком, волосами. Он обернулся, исподлобья глянул на Шпульникова и отвернулся снова.
— Я тебе, Новиков, говорю, тебе. Вот, — нудно и тягуче заговорил Шпульников, скобля ногтями шершавую щеку. — Еще раз говорю, вот… Должен был мне заявить, а не кулаки в ход пускать. Не трудколония тебе здесь. Понял? Не с блатным народом дело имеешь, вот…
Тот, кого называли Новиковым, вдруг круто повернулся и сжал кулаки так, что слышно стало, как заскрипела кожа на ладонях. Он шагнул вперед. Те, кто стоял поближе, посторонились, Шпульников переступил с ноги на ногу и на всякий случай попятился.
— Что здесь происходит? — строго спросил Ярцев.
— Нюрка Боков «норму перевыполнил»! — раздался тоненький девичий голосок. Послышался смех. Все посмотрели на парня с подбитым глазом.
— Вон директор идет, — сказал кто-то.
Вдоль прохода к станкам твердой грузноватой походкой приближался широкоплечий человек. Лицо его показалось Тане суровым. Может быть, это было от его щетинистых темных бровей и строгих складок в углах рта. Подойдя, Токарев отрывисто спросил:
— Что за базар?
Пока Шпульников, не переставая скоблить щеку, собрался открыть рот, чтобы ответить, вперед выступила пожилая женщина в халате и серой косынке.