Человек находит себя

— Наша инженерная девица по-прежнему срывает задания, — сказал Костылев, усаживаясь поближе к столу. — Я вам докладывал.

— А пора бы уж ей привыкнуть, Николай Иванович, а? Как вы считаете?

— Само собой, — немедленно согласился Костылев. — Толковый бы инженер на ее месте…

— Как работает автоматический переключатель Соловьева? — сухо перебил Гречаник.

— Ну как… работает вообще-то… А что? — Вопрос явно обескуражил Костылева.

— Я о другом спрашиваю.

— Это в каком смысле? Насчет нормы, что ли? — Он растерянно пожал плечами, не понимая, чего от него хотят.

— В таком смысле, что автомат вообще-то заработал после подсказки этой, как вы назвали, «инженерной девицы», товарищ начальник цеха! Вся фабрика говорит, а до вас не дошло? Таким образом, Озерцова, по-видимому, серьезный специалист, и мне, знаете, как-то странно, что она не может наладить работу смены. Вы посмотрите-ка, подразберитесь, а потом доложите мне. Ясно?

Костылев вышел из кабинета. Постоял. Оглянулся на дверь и, оглядев ее для чего-то сверху донизу, покачал головой, потом пробубнил себе под нос, по обыкновению, коверкая любимое словцо:

— Промблема…

В цех он возвращался встревоженный: никогда главный инженер не разговаривал с ним таким тоном.

… С первых дней работы на фабрике Костылеву везло. Гречаник быстро продвинул его, назначив начальником цеха. Однажды на производственном совещании даже поставил в пример остальным как опытного и принципиального руководителя. Дело Костылев действительно знал, умел организовать работу, да и опыта у него было достаточно. Он знал оборудование, великолепно разбирался в капризах машин, чем в свое время снискал авторитет среди станочников и слесарей. Он мог сутками не уходить с фабрики, иногда сам становился к станку. Резкий тон и грубые окрики рабочие ему прощали: «Дело знает, ну, а что шумлив маленько, ничего! Крикнет — не стукнет». Когда же в цехе появилась замечательная фреза, которая даже твердое дерево резала быстро, гладко и легко, словно мягкую глину, авторитет Костылева вырос еще больше. О том, что фрезу придумал не Костылев, на фабрике знали только два человека: сам Костылев да еще Шпульников.

Особенно рьяно старался Костылев заслужить доверие директора. Он считал, что это самое главное в «укреплении устоев», и не упускал случая обратить на себя внимание Токарева.

Как-то директор в цеховой конторке выговаривал Шпульникову за беспорядок в смене. Костылев, быстро сообразивший, что влететь может заодно и ему, сокрушенно покачал головой и, придав лицу выражение хмурой скорби, сказал:

— Вот и поработайте с таким народом, Михаил Сергеевич! Пока сам не сунешься, никакого толку. Можно подумать, что у директора только и забот, что нянькаться с каждым.

А когда Токарев, проходя однажды по цеху, спросил, не видал ли Костылев главного инженера, начальник цеха принял независимый вид и самодовольно произнес:

— К нам Александр Степанович редко заходят, — (о начальстве Костылев привык говорить во множественном числе) — не беспокою, сам управляюсь…

Во всех листках по учету кадров или в анкетах, в графе «образование», Костылев писал: «Техник-практик, готовлюсь на инженера», хотя никто не знал, где, когда и каким образом он «готовится». Семь классов школы, которую кончил уже давно, казались ему пределом учености. «Был бы толк в голове, а остальное придет», — рассуждал он. У людей, работавших с Костылевым, постепенно складывалось мнение, что начальник цеха знает если и не все, то во всяком случае «здорово много» и никакими трудностями его не запугаешь.

Но кое-чего все-таки Костылев боялся. Он боялся чужих знаний, чужой учености, чужих опыта и умения. Поэтому к молодым специалистам — техникам, инженерам, с которыми приходилось ему работать, относился настороженно.

Появление Тани поначалу не обеспокоило Костылева. Легкая победа над Валентиной Светловой давала уверенность, что его до тонкостей разработанной системы «натиска» не выдержит и Озерцова. Однако, искусственно начав усложнять обстановку в ее смене, он вскоре заметил, что «девчонка» вовсе не собирается сгибаться.

Частенько, наблюдая за Таней, Костылев останавливался в сторонке, где-нибудь за колонной или за штабелем заготовок, и настороженно следил, как настраивала она станок, как учила рабочих быстро и точно устанавливать резцы на валу с помощью индикатора— хитрого прибора, которого сам Николай Иванович касаться по возможности избегал и до приезда Тани держал у себя в конторке.

И вот теперь к успеху «девчонки» прибавлялась еще удача с переключателем Соловьева…

Да, над спокойной и уверенной костылевской жизнью нависала угроза. Надо было принимать меры, и побыстрее.

«Ну, ничего-ничего, голубушка, — говорил он сам с собою, шагая в свою конторку. — Мы тебя быстренько к знаменателю приведем. Это для нас не промблема!»

Просидев с полчаса над цеховым журналом, Костылев искусно сфабриковал для второй, озерцовской, смены особенно сложное задание.

«Ну, теперь-то она обязательно напортачит», — подумал он, оставляя на столе подписанный бланк.

2