Человек находит себя

И вот очень кстати на комсомольском собрании было решено выпустить цеховую сатирическую газету. Ей дали острое имя — «Шарошка».

Однажды перед сменой ввалившиеся в цех боковцы заметили какое-то необычное оживление. У стены толпились рабочие. Слышались веселые возгласы, звонкий смех девчат, чей-то откровенный хохот.

— Поздравление принимайте, именинники! — проходя мимо озадаченной тройки, пробасил строгальщик Шадрин.

— Чего треплешься? — огрызнулся Нюрка. — Какое еще поздравление?

— А с известностью в международном масштабе!

Смех и возгласы не стихали. Мышиной походкой пробрались боковцы к своим станкам, не понимая еще толком, что, собственно, произошло.

Смена началась. Работая, боковцы то и дело косились на дальнюю стенку, где было вывешено «что-то такое…», ловили на себе пристальные насмешливые взгляды соседей. За час до обеда Боков набрался наконец решимости и подошел к листу ватмана, на котором красовалось название «Шарошка» № 1, выписанное осанистыми, толстоногими буквами. Под названием был изображен фрезерный станок на тоненьких, подгибающихся паучьих ножках, удирающий по направлению к двери с надписью: «Выход из цеха». На длинном валу фрезеpa, на самом конце торчала огромная, похожая на тыкну голова с улыбающейся физиономией Бокова, прикрученная сверху здоровенной гайкой поверх кепки. Черты лица, выражение глаз были схвачены с исключительной точностью. За длинные оттопыренные уши боковской головы держались повисшие на коротких крылышках амуров Мишка Рябов с черным чубом до самого подбородка и Колька Зуев с тоскливым, доходившим чуть не до середины груди носом. Сверху на удиравших пикировал краснокрылый реактивный самолет с молодцеватым краснощеким летчиком в кабине. На фюзеляже было написано: «Рабочий взаимоконтроль». Пониже справа бешено вращалась шарошка, из-под нее желтым снопом вылетали стружки. Две здоровенные ручищи сжимали рукоятки копировального шаблона, в котором под огромным винтом был приплюснут человечек с растрепанной шевелюрой и разинутым в испуге ртом. Из него в обрамлении стайки восклицательных знаков вылетали слова: «Простите, больше не буду!» Очевидно, это была эмблема «Шарошки». Ниже был текст — эпиграф первого номера:

Всем честным — слава и почет!
Всем срывщикам — обжим и строжка!
Кто к ней попал, с того «Шарошка»
Болячки начисто сдерет!

Однако шедевр музы Василия Трефелова был помещен ниже, под изображением дезертирующего трехликого фрезера:

Тройка мчится, тройка скачет,
Удирает, не спросясь,
Око Бокова маячит,
Вширь улыбка расплылась.

Гриву Миши стелет ветер,

Ветер Коле дует в лоб.
Удираете — заметьте! —
Вы не нам — себе назло!

Дуйте! Скатертью дорожка!

Мы без вас не загрустим.
Мы бесстыдников шарошкой
Вдоль загривков прошерстим!

Вслед платочком не помашем!

Плюнуть вслед вам каждый рад,
Коль уж вы от жизни нашей
Удираете назад!

Всех таких «друзей хороших»

Нынче мы предупредим:
Бракоделов — прошарошим!
Безобразить — не дадим!

Нюрка читал, и тяжелая злоба подкатывала к самому горлу. Плюнуть! Отойти! Но разрисованный лист сверкал всеми красками позора, не отпускал от себя. Рука поднялась… «Сорвать! Изодрать в клочья! Растоптать!» Но сорвать Нюрка не посмел. Только вцепился в козырек собственной кепки, и замусоленный ободок ее заерзал по вспотевшему черепу. Мысль перекинулась на другое: «Узнать, кто малевал! Ваське-стихоплету «варвару» устроить! Инженерша чертова! Ее рук дело!»

Нюрка длинно и замысловато выругался.

— Что, Боков, стихи дополняешь? — спросил кто-то над самым ухом.

Нюрка обернулся. Позади стоял Алексей.

— Ну как, одобряешь композицию? Может, поправки будут? — с иронией спросил он. — Ты бы гавриков своих сюда привел для коллективного чтения. Эх ты, деятель!

На широком лице Нюрки появилась гримаса презрения. Он эффектно сплюнул сквозь растянутые губы.

— Нашли дураки забаву, ну и радуйтесь, если вам больше делать нечего! А мне это, что кобыле зонтик! — Повернувшись с нарочитой небрежностью, Нюрка ушел к своему фрезеру.

— Ну чего там? — торопливо прошипел Мишка, сверкнув глазами из-под запыленной гривы.

— Сволочи! — гулко выдохнул Нюрка и с размаху ткнул пальцем кнопку пускателя. Фрезер взвыл.

Рябов и Зуев выключили станки, гуськом поплелись к «Шарошке».