— А-а, юноша! — Он почему-то всегда обращался к Алексею так, несмотря на то, что «юноше» перевалило за третий десяток. — Как раз вовремя! К пирогу поспел. Ну, проходите-проходите. Я сей же час!.. А это, собственно, у вас что? — нагнулся он, разглядывая пагоку в руках Алексея, и вдруг пропел разочарованно: — Э… э… э… Я думал, вы с охотничьим инвентарем, а это… — Александр Иванович махнул рукой. — Когда же мы с вами на косачей-то соберемся, а?
— Соберемся, Александр Иванович, сползаем в выходной пораньше.
— Ну-ну… Так вы это… идите в комнаты. Я пополощусь после трудового дня.
Горн толкнул дверь. Навстречу Алексею, радостно покручивая обрубком хвоста и подскакивая от восторга, вылетел коротконогий и вислоухий спаниель, носивший совсем не охотничью кличку Писарь. К Александру Ивановичу он попал уже взрослым, и попытка переименовать его в Джека не привела ни к чему: собака откликалась только на свое прежнее, канцелярское имя. Путаясь у Алексея в ногах, Писарь тоже пошел в комнату и улегся у его ног.
Горн вернулся, энергично растирая полотенцем мокрые волосы и грудь. Потом, звонко пошлепав себя ладонью по мясистому животу, предупредил:
— Только вначале, юноша, «культурное» развлечение. Идет?.. До пирога никаких научно-технических разговоров. Давайте к столу! — Он натянул на себя желтую майку, взял со стола папку Алексея и бросил ее на диван. — «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье!» — продекламировал он с пафосом и добродушно рассмеялся.
Как ни отговаривался Алексей, за стол его Горн все-таки усадил. Пока жена Горна, невысокая и худенькая, с еще молодым, несмотря на солидный возраст, лицом, разливала по тарелкам суп и резала пирог, Александр Иванович рассказывал Алексею о своих двух «сынах», от которых он недавно получил письма из Москвы. Они были близнецами и оба учились в университете.
— Молодцы! — одобрительно произнес Горн, нацеливаясь вилкой в кусок пирога на блюде, — в отца пошли, механики будут. Оба на физико-математическом… — Он «пропустил» обычные перед обедом «сто грамм», уговорив на это и Алексея…
Когда со стола было убрано, Горн сказал:
— Ну, юноша, давайте сюда ваши «плоды мучений и страстей», поинтересуемся состоянием младенца. Так, та-ак… Так, та-а«, — приговаривал он, развертывая и оглядывая извлеченные из папки эскизы. — Ну-с!
Знакомился и разбирался он долго. Слушал объяснения Алексея, на ходу подправлял карандашом эскизы, записывал что-то на корочках папки… Наконец встал и стремительно заходил по комнате. В такт его не особенно легким шагам в буфете отзывчиво и тоненько позванивало что-то стеклянное.
— Знаешь что, Алексей Иванович, — сказал Горн, останавливаясь и наваливаясь животом на стол, на разостланные чертежи. Он подтащил к себе чертеж, изображавший общее расположение станков (надо сказать, что главный механик всегда, если придумывалось у него для Алексея что-то новое, вдруг переходил на ты и называл по имени-отчеству). - Знаешь что… Идея есть. Как ты посмотришь? — И Горн стал объяснять замысел.
Когда он кончил набросок принципиальной схемы контролирующего аппарата, Алексей даже хлопнул рукой по столу.
— А ведь, ей-богу, здорово это, Александр Иванович!.. Это такое дело! Спасибо вам, Александр Иванович!
— Счастливо творить, юноша! —пожелал Горн. Он проводил Алексея на крыльцо.
— Значит, за контрольный аппарат не волнуйтесь, вместе соорудим! Пока, пока! До скорого свиданья! — И помахал рукой…
Начались полные тревог и мучительной, нетерпеливой радости дни. Только бы скорее, только бы скорее!.. Алексей то застревал на фабрике и, поймав пробегавшего мимо Горна, советовался с ним; то устраивался за большим общим столом дома, раскладывал чертежи…
Как-то вечером он постучал в комнату Тани и, когда услышал в ответ «Да-да!», приотворил дверь.
— Татьяна Григорьевна, — сказал он, входя, — извините, потревожил… Просьба к вам: подскажите. — Он положил на стол чертеж, испещренный карандашными пометками Горна. — Вот посмотрите… Ну не лезет в голову, и только! Заело, в общем. Думал до Горна слетать, да неловко, поздно уже, и так ему надоел… — Он помолчал и виновато добавил — Вот вам теперь надоедать пришел.
— Ну, это пустяки, — Таня достала с этажерки справочник. — Где у вас остальные чертежи? Пойдемте.
2
Таня с логарифмической линейкой в руках сидела возле Алексея за столом в общей комнате. На столе были разостланы чертежи. За дверью, в мастерской Ивана Филипповича, слышалось частое покашливание, остро шипела цикля. Варвара Степановна ушла куда-то к соседям. На стене мерно стучали часы. Сильная лампа заливала просторный стол ярким светом. Черные стекла позванивали от резкого сентябрьского ветра. В них изредка ударяли крупные хлесткие капли. Начинался дождь.