Человек находит себя (первое издание)

— Товарищ мастер, очень вас прошу, отойдите, не трогайте вы меня, не помогайте! Делайте свое дело. Я же к вам не лезу с расспросами. И без того тошно, а вы…

Сдернув с головы кепку, он вытер её подкладкой вспотевшее лицо и больше ничего не сказал. Разговор не получался. Но отступать Таня не собиралась.

На другой день она попросила Новикова остаться после смены. Он вошел к ней в цеховую конторку и остановился в стороне, настороженный, какой-то ощетинившийся.

— Товарищ Новиков, — сказала Таня, подходя к нему, — я хочу поставить вас станочником. А подручным у Шадрина будет Боков — он пока еще не знает об этом, — дело так требует. Вы на фрезере работать умеете. Я думаю, вы должны согласиться. Вы ведь не решитесь подвести коллектив.

— Могу подвести, — глухо сказал Илья.

— Неправда. Такие люди, как вы, не, подводят. С вашей волей…

— Полно басни-то рассказывать! Чего вы меня агитируете?

Таня подошла совсем близко и положила руку ему на плечо:

— Послушайте, давайте говорить иначе. Забудьте на минуту, что перед вами мастер. Перед вами обыкновенный человек, такой же, как и вы, и тоже, кстати, видевший в жизни не мало горя. Ну давайте поговорим, как товарищи.

Илья медленно наклонял голову.

— Вы присядьте, — предложила Таня и, когда он неохотно повиновался, продолжала: — Знаете, почему мне хочется, чтобы вы снова были станочником? Да потому что я знаю, трудиться вы станете очень хорошо, ведь вам это радость доставляет. Раньше, до брака, вы ведь хорошо работали?

— Хоть бы один, хоть бы маленький брусочек когда запорол, — угрюмо отозвался Илья.

— Ну вот видите! Вы переживаете, мучаетесь, ведь вы же хороший, добросовестный человек. Сознайтесь, вы очень любите свою работу?

— Для меня только здесь и житье, — проговорил Илья, — неподвижно уставившись в угол. — Загудят станки, запахнет стружкой, и сразу тут вот отпускает будто. — Он положил руку на грудь, потом рывком вскинул голову и спросил: — А вы знаете, что меня здесь блатным прозвали? — Его губы болезненно искривились.

— Успокойтесь, Новиков, и прошу вас, никогда не произносите это дикое слово.

— Нет, я такой, — с неожиданной твердостью сказал он. — Я все могу! Что не по мне — и нагрубить могу… Вот вам вчера нагрубил.

— Бросьте вы, — улыбнулась Таня. — Думаете, я не понимаю: все это оттого, что вам самому-то очень, очень больно. Правда ведь? Ну скажите…

Илья ничего не ответил, но Тане показалось: что-то вдруг произошло, потому что в глазах его, где-то в самой глубине, как будто осторожно зажглись две далекие тоненькие свечечки.

5

Боков испортил полтораста комплектов ящичных стенок. Он знал уже по опыту, что незамеченным это не останется, шлифовщицы не примут от него детали.

«Дьявол с ним, с заработком, — думал он, — вот за материал удержат, натурально!». Записать работу в «маршрутку» в надежде на то, что «авось пройдет!», было делом совершенно пустым: «раскопают, черти!» Гораздо проще было уничтожить маршрутный лист. Правда, детали никуда не денешь, но при отсутствии расписки в «маршрутке» можно еще попытаться вывернуться. А если долежит партия до конца смены, так чего проще — перетащить все куда-нибудь в дальний угол цеха, где еще не убрали штабеля забракованных в прошлом месяце деталей, а там пускай ищут и доказывают.

И маршрутку Боков порвал. Он великолепно знал, что теперь пропадает работа всех его предшественников; им не заплатят даже частично, как за брак не по их вине, но для него это был сущий пустяк.

Возможно, ему удалось бы спрятать следы, если бы не Нюра Козырькова. В обед в ночной смене она видела, как Боков, разорвав маршрутный лист, вышел из цеха и выбросил обрывки в водосточный желоб. Нюра сразу побежала к Тане и взволнованно сказала, что «никак Боков маршрутку-то напрочь изорвал!»

Таня пришла к станку.

— Где маршрутка на стенки, Боков? — строго спросила она.

Боков нахально таращил глаза и молчал. Таня позвала его в конторку. Он, на удивление, послушно пошел за ней.

«Сейчас акт писать станет, гадюка», — подумал он, входя и затворяя за собой дверь.

Но Таня акт писать не стала.

— Всё с вами, Боков, — сказала она. — Люди устали от ваших вывертов. На фрезере больше работать не будете, пока не измените отношение к делу. Пойдете подручным к Шадрину.

— А… этого куда? — криво усмехнулся Боков. — На мое место?

— Новикова, — строго поправила Таня. — Вы догадливый. Да, на ваше бывшее место.

— Не выйдет! — огрызнулся Нюрка.

— Выйдет, — со спокойной твердостью ответила Таня.

— А я не встану подручным, и все!

— Ну что ж! Упрашивать я не буду, но с фрезера вас снимаю. Образумитесь — видно будет.

— Натурально! Любимчикам первый почет, — съязвил Боков. — Вошли в доверие! У меня таланту нету подлизываться, вот! У меня талант на работу! Пятый разряд у меня еще до вашей фабрики, слыхали? Я на любом станке могу! Не думайте, по самые ноздри этими талантами начинен!

— Перестаньте шуметь и слушайте меня, — попробовала остановить его Таня, но Нюрка расходился все больше и больше, и не потому, что был обижен или не понимал, за что наказание, просто, это была, так сказать, «психическая атака».