Человек находит себя (первое издание)

Ветра не было. Ели наверху стояли молчаливые, будто тоже прислушивались к чему-то, может быть, к собственному безмолвию. Не вздрагивала ни одна хвоинка. Пахло еловыми шишками, тронутой морозцем травой, можжевельником и свежестью осенней воды. Повсюду — над деревьями, над рекой — медленно тянулись по воздуху серебряные паутинные нити. Они проплывали над багряными кронами вздрагивающих осинок, цеплялись за листья и горели в пропитанном солнцем воздухе, как тысячи маленьких радуг. Иные поднимались в небо и исчезали. И, может быть, это от них небо становилось прозрачным и бледным.

— Как чудно здесь, Таня! — шепотом, чтобы не нарушить тишины, проговорила Валя, сжимая Танину руку.

Вода вдалеке сверкала почти зеркальной гладью, тронутой чуть заметными рябинками. Она отражала небо и, казалось, хотела вернуть ему пролитый в нее свет. У берега вода была черной и мертвой. Она несла желтые, алые и бурые листья. Иные уплывали по течению, иные, запутавшись в лозняке, застыли.

— Я покажу тебе мою красавицу, Валя, — Таня потянула спутницу за руку, — полюбуешься ею. Пойдем.

Они медленно пошли вдоль берега. Сонно вздрагивали задетые плечом то одна, то другая осинка, изредка роняя в траву золотую слезку — желтый листок.

— Вот она, смотри! — Таня остановилась.

Перед ними, опустив мохнатые, поросшие лишайником ветви, походившие на опущенные руки, стояла повисшая над водою ель.

— Пошли наверх, поближе к моей елочке! — Таня стала подниматься по тропке.

Вдали прогремел выстрел, за ним второй.

— Что это? — насторожилась Валя.

— Алексей с Горном ворон пугают, наверно, — поделилась догадкой Таня. Они при ней сговаривались вчера пораньше «упалить» в лесок.

Девушки подошли совсем близко к ели. Таня оперлась рукою о ствол, покрытый дымчатыми потеками затвердевшей смолы.

— Вдруг она упадет, — сказала Валя, закидывая голову, чтобы разглядеть вершину.

— Нет, мне почему-то кажется, что она всегда будет стоять так, — ответила Таня, — А вообще страшно, когда смотришь, правда?

Снова прогремел выстрел… И что-то вдруг случилось, потому что Тане показалось, всегда будет так: эта негаснущая красота одетой солнцем земли, тишина, которую даже выстрелом не спугнешь, и, значит, все так же хорошо будет на сердце, как было утром, когда от березки лился в окно чистый золотой свет. «Я все равно дождусь!» — мысленно повторила Таня то, главное.

Отсюда, сверху, Елонь казалась еще более красивой и светлой. И оттого, что небо было слепящее, слепила вода, отражавшая его снизу, пылали на берегу кроны осин, Танино лицо показалось Вале каким-то особенным. «Разве мог Алеша не полюбить ее?» — горестно подумала она, вспоминая то, что видела тогда вечером сквозь забрызганное дождем стекло. И еще один выстрел (наверно, Алексея!) порвал последнюю паутинку, которая сдерживала желание узнать все. Но произнесенное Валей слово прозвучало не вопросом, а, скорее, подтверждением уже известного.

— Любишь… — проговорила она почти в самое ухо Тани.

— Люблю, — мечтательно ответила Таня. Ответила чуть слышно, как будто тугая струна откликнулась другой звучащей струне. И слово это показалось Вале громче недавнего выстрела, хоть и знала, что не услышит ничего другого. Нагнувшись, она сорвала сухую, жесткую, как проволока, травинку и стала туго обкручивать ею палец, так, что кончик его побелел. Слез больше не было; да и к чему они теперь, когда все свое исчезло окончательно.

Обернувшись, Таня увидела унылое Вали но лицо, совсем не такое, как еще несколько минут назад, и ее белый, натуго перетянутый палец.

— Что с тобой? Нездоровится? — спросила она. — Ты что с пальцем делаешь? Распусти скорее…

— Так… — безразличным голосом ответила Валя, послушно разматывая травинку, и вдруг сказала: — Алеша хороший человек… очень хороший! Ты счастливая, Таня…

— Ты про что это?

— Я знала, что он полюбит тебя, — не отвечая, продолжала Валя… — Боже мой, если бы я была, как ты, если бы…

— Постой, постой! Ты объясни, в чем дело? Я не понимаю.

Танино лицо выражало такое откровенное изумление, что Валя даже немножко растерялась.

— Ты же сама сказала, что любишь… Алешу.

— Я? Алексея? Откуда ты это взяла?

— Догадывалась сначала… Ты работаешь вместе с ним, видишь его постоянно. А разве можно не полюбить его? Потом… — Но тут следовало сказать главное, и Валя замялась. Говорить ли?.. — Потом, я шла к тебе и остановилась у окна. Танечка, милая, только ты не подумай, что я подсматривала!.. Я не могла не поднять голову возле его окон…

Таня окончательно поняла все. Заговорила горячо и взволнованно:

— Так вот ты о чем, Валя! Да что ты! Что ты! Это же совсем не к нему относилось!

Глаза Вали радостно расширились и повлажнели.

— Это правда? — Она схватила Таню за плечи и с силой затрясла ее. — Танечка, да?

— Дурочка, — ласково, тоном, каким говорят с детьми, ответила Таня. — Разве же такими вещами шутят?