Человек, научивший мир читать

Религиозный мир действовал три года. За это время не только имеющиеся кальвинисты вышли из подполья, но и многие католики перешли в кальвинизм. Например – к величайшему удивлению семьи – Франц Рафеленг. Его жена Маргарита и двое старших детей остались католиками. Подобное произошло во многих семьях, но у Плантена и Рафеленга это не привело к скандалу или каким-то серьезным трениям. Они с Францем решили, что будет лучше, если на антииспанских политических брошюрах, которые теперь расхватывали, как горячие пирожки, будет стоять имя Рафеленга, а не Плантена.

По сути, конечно, к власти в 1578 году пришли кальвинисты. И если религиозный мир 1566 года, дающий им некоторые права, был направлен на то, чтобы защитить их от возможных злоупотреблений со стороны католиков, то теперешний мирный договор защищал уже католиков от тех кальвинистов, которые могли и хотели мстить.

Тем временем Филипп II возобновил войну. Он как раз заключил мир с турецким султаном, а освободившиеся средства направил в Нидерланды. Его армия занимала город за городом. Голландцы организовали ополчения. По всей стране поднявшие головы радикальные кальвинисты, чувствуя приближение беды, стали мстить католикам, пока еще имели такую возможность. Религиозный мир, такой, каким замышлял его Вильгельм Оранский, не состоялся – слишком долго на кальвинистов шла охота, многие теперь хотели реванша. Особенно не повезло Генту: там снова разгромили церкви, церковное имущество конфисковали, священников изгнали, пятерых в порыве антикатолического энтузиазма даже сожгли. Да и обычных горожан-католиков били, обижали и грабили.

Плантену эта атмосфера воинственного мира очень не нравилась. Он страшился взаимной враждебности горожан и писал Монтано, что опасается экономического краха страны, потому что теперь в отрядах самообороны столько людей, что работать становится некому. Купцы и ремесленники отлично владеют оружием и их уже почти не отличить от профессиональных солдат[130]. Действительно, голландцами овладела идея освободительной войны: они решили, что сами могут и должны дать отпор испанцам. Плантен просит Монтано передать монарху, чтобы тот перестал слушать плохих советчиков и еще раз трезво взглянул на ситуацию в Нидерландах: ее не исправить, люди больше не хотят короля, не желают, чтобы ими правили иностранцы, и готовы сражаться за свою свободу. Действительно ли можно и нужно их принуждать?

Он стремится держаться как можно дальше от политики, но это не вполне удается – вся политика проходит через его печатный пресс. Информационная революция становится инструментом революции политической. Королевский прототипограф и одновременно печатник Генеральных Штатов, Плантен оказывается меж двух огней.

* * *

Первая в истории крупная информационная война, ведущаяся с помощью печатного слова, – это Реформация. И именно новая технология – наборная печать – придала ей такой размах и определила ее успех. Однако как средство пропаганды книгопечатание стало использоваться сразу же после его изобретения. Если бы его применение ограничилось только наукой и культурой, ни о какой информационной революции речи бы не шло. Уже упомянутые пропагандистские антитурецкие листовки, призывающие к крестовому походу, которые папы римские массово заказывали типографам уже с 1450-х годов, были только началом. Вскоре Европу наводнили – хоть и не такими крупными тиражами – листовки с критикой церкви и папства, содержащие, в основном, карикатуры и сатирические стихотворения.