Он продолжает настаивать на том, что ничего не знал о кальвинисткой брошюре, хотя доказать этого никак не может. Маргарита возражает, что он несет ответственность за своих подмастерьев. Плантен соглашается, но замечает, что они уже приговорены к галерам, сам он потерял типографию – разве это не наказание? Герцогиня хочет убедиться, что он не симпатизирует кальвинистам, и Плантен охотно заверяет ее в этом. Но как же те издания, которые он печатал ранее? Маргарита сообщает, что ее теологи подробнее изучили их и признали еретическими. Да, – соглашается Плантен, – это я печатал. Но посмотрите: они прошли и церковную, и светскую цензуру, у меня есть все документы. Я типограф, а не теолог, как я мог понять, что тут скрывается ересь? Тут он был прав: в 1550-х годах году цензоры считали нормальным то, что с 1562 года стало выглядеть подозрительным.
С Маргаритой удалось договориться, хотя в следующие три года – до ее отставки в 1567 году – он еще доставит герцогине хлопот. Уже в 1564 году он огромным тиражом в 3000 экземпляров выпускает карманный сборник кальвинистских псалмов на французском языке! Как такое могло случиться? Очень просто – цензура пропустила.
Профессия цензора
в это неспокойное время – в высшей степени нервная.С одной стороны, он боится пропустить явную ересь, за что его могут наказать.
С другой – он не может запрещать все подряд, что-то ведь нужно печатать.
С одной стороны на него давит испанская администрация, с другой – местные власти, с третьей – гильдия печатников, которые тоже хотят зарабатывать свой хлеб.
А в итоге именно он оказывается тем, на которого повесят всех собак, если вдруг в каком-то издании найдут ересь. Остается только молиться, чтобы издание не привлекло к себе внимания инквизиции, чтобы типограф, которому он выписал привилегию, ничем не насолил властям. Ведь стоит властям один раз заинтересоваться его работой – начнут проверять все выданные им патенты, и обязательно что-нибудь найдут, ведь цензор – тоже человек.
Речь о французском переводе псалмов Давида, выполненных Клеманом Моро и Теодором Беза еще в 1538 году. Псалмы – это то, что поют в церкви во время богослужения. 150 оригинальных псалмов составляют книгу Псалтирь. Как раз в XVI веке их начали переводить с латыни на другие языки. Моро был выдающимся поэтом и сделал отличный перевод. Но он был кальвинистом. Беза был профессором греческого языка в университете Лозанны, так что и его перевод, несомненно, был прекрасным и точным. Но и Беза был кальвинистом, после смерти Кальвина в 1564 году стал его преемником – старшиной женевских церквей. Католическая церковь вообще была против перевода религиозных текстов, а уж если его делают протестанты… Псалмам была прямая дорога в недавно изданный Индекс запрещенных книг. Не напрасно, нужно сказать. Гугеноты их очень любили, некоторые даже станут их боевыми песнями в будущей религиозной войне.
Наш герой прекрасно знал, что думают по поводу этих псалмов церковь и испанские власти. Дело было рискованным, но очень прибыльным: гугеноты, как и любые верующие, желали иметь свои религиозные книги, тем более такие, которые можно носить с собой, так что было совершенно ясно, что продаваться издание будет великолепно. Еще в начале своей карьеры, когда в Антверпене было все спокойно, Плантен добился привилегии на печать псалмов – полного французского сборника – и тогда цензура это пропустила. Теперь он снова подал документы, и правительство Брабанта – уж не в пику ли испанцам? – снова выдало привилегию! Плантен даже получил одобрение церковного цензора! И вот перед Маргаритой Пармской лежит еще одна еретическая книга из типографии того самого Плантена, который год назад уверял ее, что ничего такого никогда не печатал и печатать не будет. И ведь не придерешься – у него на руках все разрешения! Герцогиня понимает, что претензии нужно предъявлять не типографу, а властям Брабанта, на что и жалуется брату Филиппу в письмах.