Человек о человечестве

Это родилось не сегодня, это вымучено, может, даже выстрадано. Итак, тип бунтаря наметился, теперь самое время обратить более пристальное внимание на круг друзей-товарищей. До этого мы их лицезрели больше в комическом виде, не воспринимая как нечто единое. «Виноват» в этом опять же автор, который довольно чётко индивидуализировал всех поголовно, обнажив в нужные моменты свой дар сатирика. Неискушённому читателю простительно, но критикам… Они, как загипнотизированные, набросились скопом на Зилова, строя на нём всевозможные обобщения (чего стоит только одна «зиловщина»), и не просто не отреагировали должным образом на зиловское окружение, но и в упор не видят авторских обобщений, которые строятся именно на слиянии этих персонифицированных особ в единое целое, символизирующее тогдашнее общество.

У Вампилова какой-то особый «вкус» на изображение персонажей, кои не входят в категорию главных героев. Им места на сцене не так много и авторского текста в обрисовке меньше, поэтому надо быть подлинным мастером, чтобы сделать эти образы яркими, запоминающимися, – каждый своеобразен и по-своему неповторим. Тот же Сильва, тот же Кудимов – несмотря на некоторую схематичность его образа («Старший сын»). А Вера со своими Аликами, а Кушак – «далеко не ханжа». Кузаков – тоже из мира непростых фигур и тоже с фирменным повтором насчёт проигранной жизни. С ортодоксальными убеждениями предстаёт и антипод Зилова – официант. Кому-то эти фирменные повторы в речи героев не совсем по душе, но в них одна из примечательных особенностей стиля писателя.

Сам драматург, в отличие от большинства интерпретаторов его творчества, главное обобщение строит не на «зиловщине», а на атмосфере, в которой все варятся, расширяя затем рамки бытового полотна в «Чулимске». Ведь практически все обозреватели признают, что друзья Зилова ничем не лучше его, если не хуже. Но признав такое, тут же об этом забывают и снова в поход на Зилова! Где-то весьма справедливо, хотя и мимоходом, коснутся общественных пороков – и вместо каких-либо выводов – опять за обличение Зилова! Почему-то мы, говоря, например, о «Грозе» А. Островского, основное внимание сосредоточиваем на разоблачении «тёмного царства», а не на критике, скажем, Тихона или Бориса, тоже своего рода лишних людей; да и Дикой с Кабанихой не под постоянным обличительным прицелом.

Марк Сергеев мудро объединил героев произведения в «одну гребёнку», подчеркнув их типичность: «Вампилов выволакивал из меня самого Зилова и Кузакова, Саяпина и Кушака». (М. Сергеев, «Вокруг «Утиной охоты»). Заметьте, не о «зиловщине» речь, и – никакого выделения Зилова из галереи непривлекательных типов.

Здесь необходимо заостриться на специфической особенности Вампилова-писателя, его умении видеть большое в малом, что воспринимается далеко не всеми и не сразу. Кто-то коллекционирует внешние, формальные факторы и стремится из них высосать какие-то выводы. Вот характерный пример. Борис Сушков пишет (Б. Сушков, «Александр Вампилов»):

«Житель провинции, выходец из самой что ни на есть её глубинки, получивший образование в провинциальном университете, Александр Вампилов писал о тех, кого хорошо знал – о людях провинции».

Из дальнейших рассуждений искусствоведа следует, что только провинция помогла Вампилову отыскать «сермяжную правду».

Будучи выпускником того же «провинциального университета», т. е. иркутского, тем не менее постараюсь внушить некоторым товарищам отнюдь не парадоксальную истину: Александр Вампилов ни в одной своей пьесе не «писал о людях провинции»!

Он писал о современной ему жизни, пытаясь на неё воздействовать художественным словом и не деля её по географическим признакам. Где происходит действие «Утиной охоты»? В некоем обезличенном населённом пункте. Мы, конечно, без труда узнаём Иркутск. Даже если это по меркам столичного снобизма – провинция, и пусть даже меня убедят, что действие происходит именно в заштатном городке – что это меняет?! Мы, что ли, после этого героев начнём воспринимать по-другому, в зависимости от их административно-территориальной принадлежности?!