– Пацифист! – завизжала Зинка и запустила в него пеналом. Не попала, правда.
– Вот именно, – сказала Зоя Владимировна. – Ты проповедуешь лживую, человеконенавистническую идеологию пацифизма. Ею демократы разлагали другие страны, чтобы не могли героически сопротивляться их нападению. То же самое, что и ты сейчас, говорил Бриан!
Тут все, конечно, замолчали. Дело как-то далеко зашло. Если уж Брианом стали ругаться – там и до Черчилля недалеко. Ну а если кто кого Черчиллем обзовет – все, без драки не обойдется.
А Малинин все тупит. Очочки свои поправил и говорит:
– А я вот не знаю, что Бриан говорил. Можно это почитать где-нибудь?
Зинка опять завизжала и запустила в Малинина цветным мелком, на этот раз попала.
Но ему хоть бы хны. Форму отряхнул и говорит:
– Да я чего. Я просто не понимаю, чем демократия так плоха. Вы можете мне это объяснить?
Тут уже Зоя Владимировна не выдержала и сама на крик перешла.
– Да тем плоха! – заорала она. – Что она на нас напала! Что против нее! Наши деды воевали! Деды воевали, жизни клали против демократии, против выборов этих поганых, против свобод этих проклятых! Деды! Твой вот дед небось в эвакуации отсиживался! А у меня половина семьи на той войне погибла! Чего тебе еще надо?
Витька Малеев тут вскочил и тоже орет:
– Все народы мира! – орет. – Эту проклятую демократию! Осудили! На Бирмингемском процессе! Ты знаешь, какие там ужасы показывали? Ты знаешь, что американские президенты творили? Как японцев депортировали? Ты знаешь, сколько японцев погибло при депортации?! Только потому, что они японцы! Ницше, говно, гипотенуза! – тут он пустил пену и бросился на пол, валяться. Наверное, хотел еще пятерку за бесноватость заработать.
Малинин подбородок упрямо выставил.
– Ну это они нехорошо, конечно, сделали, – этак через губочку цедит. – Но у нас тоже всякое было. Вот в Германии, когда культ Гитлера осудили, там же выяснилось насчет евреев…
– Это были отдельные недоработки! – завизжала Зинка. Ну это понятно, у нее папа Дахау газифицировал.
– И Национал-Социалистическая Партия их осудила, – закончила Зоя Владимировна. – Так что не надо тут спекулировать. И вообще: сейчас в мире демократий не осталось.
– А Швейцария? – опять заумничал Малинин.
– Отсталое государство, задворки истории, на этих дикарей и ссылаться-то стыдно, – сказала классная этак строго. – Ты еще Флориду вспомни, в этой стране тоже безвождизм. Ну так там голод. Ты этого хочешь?
– Голод у них, потому что с ними никто не торгует, – заявил Малинин. – Да и вообще, при чем тут они все? Я же спросил: ну чем плоха эта самая демократия?
Тут весь класс хором заорал наперебой:
– Демократия – это война! Война – это смерть! Наши деды воевали, чтобы мы жили! Солнечный круг – небо вокруг!
Малинин смотрит и головой крутит. Типа не убедили.
А Зоя Владимировна смотрит и головой качает. Укоризненно.
– Ты, – говорит она Малинину, – не понимаешь самой сути. Демократическая идеология сама по себе бес-че-ло-вечна! Даже если бы войны не было. Ну вот например. Если везде была бы демократия, то везде было бы расовое неравенство. Потому что все народы друг друга ненавидят, а значит, те, кого больше, голосованием избирали бы политиков только своей расы. И только диктатура может обеспечить равенство всех людей, потому что диктатор как приказал, так и будет. Вот посмотри на Юру Баранкина. Он же негр. Родителей его из Сенегала привезли, по приказу Великого Вождя Брежнева. А ведь он тебе друг. И ты тут распространяешь демократизм! Если бы у нас был демократизм, твоего друга тут не было бы! Не было бы!
Тут Юра Баранкин встал, подошел к Малинину да как двинет ему в рожу. Малинин на другой конец класса отлетел.
Ну тут мы и поняли, что вожак в нашем классе теперь есть. Еще подрались немножко, для порядка, все отхватили по морде, потом поздравили Баранкина с захватом власти и проявленной волей. От школьного фюрера поздравление на завтра пришло.
А Малинин недельки две с фингалом походил и успокоился. Понял, наверное, что-то. Что-то такое, самое важное. Что можно, а чего нельзя. Что есть вещи, которые в жизни – главное.
И поэтому – нечего тут.
Басни
Лягушки
Однажды две лягушки попали в кувшин с молоком. Одна склеила лапки и потонула, а другая барахталась и сбила кусочек масла. И не стала утопать, а села на него и выпрыгнула.
В другой раз в тот же кувшин попала еще пара лягушек. Они очень любили друг друга, и поэтому, когда упали, то тихо обнялись – и, шепча стихи Беллы Ахмадулиной, пошли ко дну.
Потом все в тот же самый несчастливый кувшин опять упали лягушки. Эта пара лягушек, правда, друг друга терпеть не могла. До такой степени, что, оказавшись в кувшине, они тут же начали толкаться, а потом сцепились по-настоящему. И тем самым довольно быстро сбили здоровенный кусок масла. Правда, по ходу дела утонуло несколько мелких лягушат, случайно оказавшихся в том же кувшине – но кто их считает?
А те две лягушки, вылезши на масло, продолжали потасовку, и в конце концов одна вышвырнула другую из кувшина, а потом и сама выпрыгнула, чтобы окончательно расправиться с мерзавкой.