Анна Ивановна глянула в зал и растерялась, к вискам прихлынула кровь, но тут же успокоилась: в переднем ряду Николай, Сидоров, Фандеев и другие командиры, которые, она знает, не осудят артистов.
Раздвинулся занавес. Зрители притихли.
— Кто барином-то нарядился? — спрашивает один красноармеец другого.
— Погодь, не мешай слухать, — сердится сосед.
Чем дальше развивается действие, тем оживленнее в зале, тем сильнее разгорается любопытство зрителей: кто же исполняет роли?
— Слуга-то, слуга-то барина, так это ж Типа Тарахтун, — кричат с задних рядов, узнав Антипа Баранова.
— А барин с трубкой — ординарец начдива Павел.
— Не мели…
— Тихо! Но где там — тихо! То разразится взрыв смеха, то грянут аплодисменты.
— Ну и сваха, вот бы мне такую найти, вмиг бы окрутила, — острит кто-то.
— Так это же Анна Ивановна. Ну и здорово хлопочет!
При распределении мужских ролей никаких недоразумений не было. Но когда стали распределять женские — никто не соглашался играть сваху. Пришлось эту роль Анне Ивановне взять себе.
На сцене появляется невеста.
— Наташа! Сестра! — сразу раздалось несколько радостных голосов.
Гомерическим хохотом разразился зал, когда все женихи собрались у дверей, чтобы в замочную скважину взглянуть одним глазом на невесту.
Подколесин бежит от невесты через окно.
— Куда ты?!
— Беляков не трусил, а тут!.. Эх, ма!..
— От такой красотки бежать!
Занавес закрылся. Зал стоя награждал артистов аплодисментами.
Второе отделение вечера — концерт художественной самодеятельности.
На сцене трое: скрипач, гармонист и Павел с неразлучной балалайкой.
Выходит красноармеец в буденовке, низко раскланивается публике и, под аккомпанемент трио, поет:
Вторую часть частушки подхватывают музыканты:
Красноармеец уходит. Его место занимает Наташа. На ней поверх белой кофточки цветной сарафан. Полушалок подвязан под подбородком узлом.
Разъединив концы полушалка, она звонко запела:
Трио подхватило:
Томин возмущается, досадует:
— Вот шатия!
Публика хохочет, аплодирует.
— Вот наяривают! — восхищаются бойцы.
Узнав в парне Антипа Баранова, Николай Дмитриевич про себя подумал: «Посмотрим, посмотрим, каким ты будешь боевым».
Концерт окончен.
— Ишо!
— Браво!
— Даешь еще! — кричат люди, остервенело хлопая в ладоши.
Пожилые зрители ушли домой: одни отдыхать, у других еще дела есть.
Молодежь осталась танцевать.
Это был праздничный и прощальный вечер.
Наступил день смотра готовности полков к боям и походам.
Первого мая 1920 года все бойцы, командиры и их семьи участвовали во всероссийском субботнике: чистили улицы, ремонтировали дороги и мосты, наводили порядок на железнодорожной станции.
Утро второго мая — солнечное и тихое. Город, украшенный флагами, портретами Маркса, Энгельса и Ленина, выглядел помолодевшим.
Все выше поднимается солнце, все ярче разгорается майский день.
На площади Революции ровными рядами стоят эскадроны при развернутых знаменах. Улицы запружены рабочими, крестьянами из окрестных деревень.
В центре — деревянный, скромный обелиск жертвам колчаковщины. Рядом с ним маленькая трибуна, у которой — представители партийных, советских и общественных организаций, командиры штаба.
Хор трубачей грянул встречный марш.
В конце улицы показались три всадника. Павла и Аверьяна Анна Ивановна узнала. Но кто же на Киргизе скачет? Ведь Николай никому не разрешал на него садиться. Кто за него принимает парад? Кто-то знакомый.
— Батюшки! Да это — Коля!
Николай Дмитриевич сбрил усы и бороду, надел, новое обмундирование, в котором Анна Ивановна его еще не видела.
Подскакав к площади, ординарцы круто повернули коней влево и встали позади строя первого эскадрона путиловцев.
Томин принял рапорт начальника штаба, объехал строй, поздоровался с каждым поздравлением. Навстречу неслось громкое ура.
Начдив взошел на трибуну, произнес краткую речь, и эскадроны под звуки марша Десятой кавалерийской дивизии двинулись по площади.
Томин вспомнил, какой была кавалерия третьей Армии тогда, в трудные месяцы отступления. Вместо седел — потники и половички, стремена из веревок, захудалые избитые кони. А сейчас перед ним шла настоящая конница. Цокали подковы, поскрипывала кожа новеньких седел, добротное, новое обмундирование красило кавалеристов.
Сила-силища!..
ОТ ДВИНЫ ДО ВИСЛЫ
Среди сумрачных елей, дубовых и кленовых рощ течет Дисна. Над рекой неподвижно висят серые облака, моросит дождь. Река и ее бесчисленные притоки вздулись, местами вышли из берегов, затопив болота и пойменные луга с островерхими стожками сена.