Он открыл дверь в библиотеку и вдохнул запах тишины. Библиотека Бруклинской академии напоминала святилище. Уютная, с броскими лампами и столами, орнаментом, лепниной на потолке и резными дверями. Шекспир и остальные уже почившие белые ребята, которых Майлз изучал в школе, наверняка хотели бы, чтоб их прах развеяли в такой библиотеке: оставили его под паркетом из вишни или на полировке дубовых столов. В это время все были либо на занятиях, либо в столовой, так что Майлз был один, если не считать библиотекаря, миссис Трипли, или, как ее называли ученики, Трепливой Трипли. Миссис Трипли – вот в кого, как все думали, превратится мисс Блауфусс лет через тридцать. Пожилая дама, полная жизни, такая счастливая, такая любопытная, что это даже немного пугало.
– Осторожно, Майлз, – сказала миссис Трипли, как только Майлз переступил порог. Миссис Трипли знала всех по имени – каждого ученика, каждого преподавателя.
– А я-то что? – сказал Майлз, подняв на нее взгляд. – Похоже, это вам нужно быть осторожной.
– Да, сильно сказано, – промолвила она, поворачивая лампочку, пока не заморгал свет. – Просто не хотела, чтобы ты прошел под лестницей, вот и все.
Майлз ухмыльнулся.
– Миссис Трипли, я не имею в виду ничего такого, но зачем мне это делать?
– Понятия не имею, сынок, но люди иногда ходят под лестницами. И, скажу тебе, это к несчастью.
– Мне для этого даже не нужно проходить под лестницей.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Ничего. Просто... Вы верите в это?
– Во что? В приметы? – она осторожно спустилась с лестницы, наступая на каждую ступеньку. – Не знаю. Но думаю, это интересно, и мы не можем опровергнуть то, чего не можем доказать, верно?
Майлз понятия не имел, что это должно было означать и должно ли это было что-то означать вообще. Миссис Трипли продолжила:
– Но веришь ты в приметы или нет – просто не ходи под лестницами, Майлз. Потому что кто-нибудь может на тебя упасть. А это, мой дорогой, уже само по себе дурная примета. – Она поднесла перегоревшую лампочку к уху и потрясла. – Поверь мне. Я уже это Проходила.
Майлз открыл было рот, чтобы спросить, но тут же передумал.
– Итак, чем могу помочь? – миссис Трипли оставила лестницу посреди зала и пошла к мусорной корзине, стоявшей за ее столом, тоже большим и деревянным.
– Спрячьте меня.
– Спрятать? – миссис Трипли стряхнула пыль с пальцев. – За тобой кто-то гонится? Тебя преследует чудовище Франкенштейна? Или ты Билл Сайкс, преследуемый шайкой с Джакобс-Айленд? Или Ральф, спасающийся от копий других детей-охотников?
– Э-э-э... я... Майлз.
– Я знаю, что ты Майлз. А это были Шелли, Диккенс и Голдинг. Тебе, мой дорогой, следует больше времени проводить в библиотеке. Здесь не только в прятки играют, но и устраивают погони. Понятно?
– Э-э-э... вроде как, – Майлз не знал, что и как ответить Трепливой Трипли, и уже жалел, что вообще пришел в библиотеку. Пока он тут пытался расшифровать слова школьного библиотекаря, Ганке уже, наверное, вовсю поглощал пиццу.
– Так, а теперь серьезно. За тобой ведь никто не гонится, правда? – она подалась вперед, словно высматривая, есть ли кто позади Майлза.
– Нет, все хорошо.
Хотя на самом деле он хотел сказать:
– Фух! Отлично, – она постучала по столу. – Постучи по дереву, Майлз.
– Я не...
– Просто сделай это.
Майлз постучал.
– Кому-нибудь известно, откуда взялось это суеверие?
Она взяла стопку книг из тележки, стоявшей рядом с ее столом, и направилась к стеллажам. Майлз последовал за ней.
– Ну,
Затем, поставив книгу на полку, она добавила:
– Я знаю еще одно, более интересное, поверье. Тебе известно, почему говорят, что, если разобьешь зеркало, тебя семь лет будут преследовать неудачи? Потому что в зеркалах заточены души. И, разбив зеркало, ты выпускаешь их на волю, – она драматично вскинула руки. – Я-то в это, конечно, не верю и, честно говоря, вообще не понимаю, почему неудачи будут преследовать именно семь лет, но такое вот поверье. Есть еще вопросы?
– Да, – сказал Майлз. – Вам что-нибудь известно о белых кошках?
– Кроме того, что они очень милые? Нет.