Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости

Я отворачиваюсь и собираюсь в кухню, понимая, что по крайней мере какое-то время с людьми в зале не придется общаться. Сейчас по плану мне нужно полить растения, многие из которых принесла сюда тетя Мэй. За ними я слежу особенно тщательно: вовремя поливаю, проверяю, достаточно ли им солнечного света, осматриваю листочки. Поливать цветы – одно из самых успокаивающих занятий в центре П.И.Р., и сейчас я с радостью берусь за это не требующее интеллектуальных усилий дело.

Но вдруг…

– Эй, парень, – слышу я голос пришедшего недавно мужчины. Внутри у меня все сжимается, но я оборачиваюсь, надеясь, что его сыну все равно и я просто отвечу на вопрос и вернусь к поливу цветов. – А где туалет?

Фух, обошлось.

Я киваю в сторону угла, где красуется огромная вывеска: ТУАЛЕТ.

– Спасибо, – говорит он и с виноватым видом, с которым обычно смотрят на водителя, случайно перебегая дорогу прямо перед машиной, бежит к двери уборной. Я снова смотрю на его сына, а он смотрит на меня и недовольно поднимает бровь.

– Вопросы? – говорит он.

– Нет, – слишком быстро отвечаю я. – В смысле, у меня нет. Просто… если захотите кофе или перекусить… зовите меня.

– Не хочу ничего, – бормочет он, снова утыкаясь в телефон. – Из того, что у вас тут есть.

Вот это уже мне не нравится. Звучит как зов о помощи, не очень ясный и почти неслышный для тех, кто не хочет прислушаться. Ему что-то очень нужно, только он не знает, как попросить. У меня появляется чувство, будто он себя чувствует как я на приеме у психотерапевта. Может, ему просто нужен… друг?

– А как тебя зовут, можно спросить? – уточняю я.

– Ты и так уже спросил, – бросает он, на секунду оторвавшись от телефона. – Стивен.

– А я Майлз, – отвечаю я, протягивая ему руку. Он меряет меня взглядом и снова утыкается в экран, но когда я, дрожа, решаю, что он не ответит на мой жест, он вдруг протягивает руку и пожимает мою. На его ладони я ощущаю какую-то жесткую область и пластырь и задаюсь вопросом, остались ли от позавчерашних приключений травмы. Возможно, он поцарапал руки, когда пытался сбежать с места ограбления.

Я заставляю себя улыбнуться.

Пусть из-за его фокусов я чуть не попал в тюрьму, он заслуживает знать, что не только у него в этом мире бывают тяжелые времена. Я задумываюсь, сможет ли шутка улучшить его настроение, хотя и знаю, что с каждой минутой все больше рискую быть узнанным. Но моя задача в центре П.И.Р. именно такова. Помогать людям чувствовать себя как дома. А кто сможет в этом лучше помочь потерянному темнокожему парню, чем другой темнокожий парень, уже не такой потерянный?

– А вдруг? – говорю я, усаживаясь верхом на стул. – Тут многое есть. Например, личное пространство. И свободные уши. Просто скажи.

– У меня на это есть психолог, – горько проговаривает он.

– Кажется, не очень тебя это радует.

– А кого-нибудь вообще радует быть подопытным в эксперименте над мыслями? – горячо чеканит он звуки. – Сидеть на сессиях психоанализа ради пользы для научного сообщества?

Я растерян и удивляюсь его словам. О чем он?

– Кажется, твои данные никто не может разглашать, – предполагаю я. – По закону должны хранить конфиденциальность.

– Да, но это только так говорят, – объясняет он. – Все мы – ходячие подопытные. Очевидно это становится, только когда они понимают, что ты не справишься. Тогда можно перестать притворяться и делать вид, что ты нужен им живым. С моей матерью так и было.

При этих словах у меня щемит в груди.

– Ты… лишился мамы? Сочувствую.

– Не лишился. Ее у меня забрали. Люди в белых халатах и без души, которых интересует только прибыль.

Он говорит резко, но в голосе слышался какой-то новый тон. Более мягкий… какая-то грусть? Горе?

– Сочувствую – повторяю я.

Парень смотрит в одну точку позади меня. Я смотрю в ту же сторону и понимаю, что он уставился в телевизор, где показывали новый сюжет. Интересно, это кто-то переключил канал? Просто теперь там почему-то не новости с Джеймсоном. Ведущий берет интервью у строго одетого человека в пиджаке, серебристых очках и с улыбкой на миллион. Он улыбается на камеру, будто пытается продать какие-то услуги. На лацкане я замечаю небольшой значок со знакомым лого, но прочитать надпись не успеваю – оператор переводит камеру на журналиста.

Под картинкой бегут субтитры: «Итак, мистер Григгс, „Террахил“ за прошедшие несколько лет может похвастаться рядом выдающихся разработок, которые появились будто из ниоткуда. Расскажите, пожалуйста, о вашей организации и о программе исследования методов лечения рака, которая недавно открылась в вашем отделе».

На экране снова появляется мужчина в очках со своей слишком широкой улыбкой. Он поправляет часы на запястье и начинает говорить.