Однако Валерий, словно что-то вспомнив, вдруг потерял охоту продолжать разговор и поспешно распрощался, оставив меня в еще большем недоумении.
Выбери меня, выбери меня! Птица счастья завтрашнего дня… А чтоб тебя!..
После работы я поехал к дяде Ивану, отвез ему свою анкету и снова был обласкан и напоен чаем.
Те, кто всю жизнь пользуется покровительством сильных мира сего, наверное, не ведают того особого состояния окрыленности, которое испытал я, когда вдруг обнаружил, что моя участь может и не ограничиться привычным пленом своего родного «сословия». Жизнь моя вовсе не система с одной степенью свободы, когда на одном конце мира Фюрер, а на другом — Игорь Евгеньевич…
«Выбери меня, выбери меня…»
Нет, не то чтобы я так уж примитивно понимал свое счастье и свою судьбу. В конце концов я даже мог представить себя бойцом покруче самого Кома… При одном условии. Если бы во всей этой затее была хоть капля здравого смысла… Но я совершенно не видел в ней ни смысла, ни ума, ни уж, само собой, серьезного теоретического обоснования. Я видел один только очевидный самообман и бог весть откуда взявшееся сознание своей абсолютной непогрешимой правоты в сочетании с прямо-таки патологической фанатичностью… Если бы за ДЕЛО, так я готов был пострадать. А то… он собрался восстанавливать справедливость!.. Меня просто из себя выводила его непроходимая глупость! Ведь восстанавливать можно только то, что хоть и утрачено, но когда-то все-таки реально существовало. Можно подумать, что когда-то было много справедливости, а сейчас ее вдруг стало мало!.. Но раньше справедливости было еще меньше! Мы-то должны понимать, что раньше было значительно хуже. Это только старые бабушки думают, что раньше было лучше. Я же всегда придерживался мнения, что все к лучшему. Это закон Истории. Это очевидно. И сам ход нашей истории вполне логичен: Ленин — Сталин — Хрущев — Брежнев и т. д… А если временами народу кажется, что стали жить хуже, то это означает только то, что потребности возросли и опередили возможности их удовлетворять. Это закон Возрастающих Потребностей. А то, что кто-то живет лучше, а кто-то хуже — так иначе и быть не может: мы ж еще не пришли к победе коммунизма… «Все к лучшему! — доказал философ. — Нужно идти возделывать свой сад»… И тот, кто в юности не зарядился историческим оптимизмом, тот будет не жить, а «нести свой крест». Мне всегда было жаль таких. Таков мой приятель Сэшеа. Таков, увы, и Ком…
«Выбери меня, выбери меня…»
Я почти физически ощущал, как Ком, оседлав меня, душит, душит, сдавив коленями мое горло. Злой карлик… Я уже не стеснялся признаться себе, что закабален страхом, хотя не оставлял попыток убедить себя, что бояться глупо, что, скорее всего, ничего страшного не может, не должно произойти…
К 19.00 я все-таки успел приехать в «Некрасовку», чтобы снова попробовать поговорить с Комом. Идиотские результаты вчерашнего — смурного и пьяного разговора — никак меня не удовлетворяли, а прерывать наши с Комом отношения на такой опасной точке было бы нецелесообразно. Нужно было поговорить еще раз — в спокойной библиотечной обстановке, без эмоций, без горячки и надрыва, без третьих лиц, наконец. Я шел на эту встречу укрепленный морально и внутренне собранный, надеясь, что на этот раз со всеми моими аргументами мне удастся пробиться к его сознанию.
Словом, хорошенько себя накрутив, я поднялся в читальный зал в самом боевом настроении и принялся разыскивать Кома. Я несколько раз прошел между рядами столов, спустился вниз, заглянул в картотеку, в абонементный зал, даже в уборную, но Кома нигде не обнаружил… Это весьма подействовало мне на нервы. Снедаемый нетерпением, я уселся по соседству с каким-то милиционером, дремавшим над «Ведомостями Верховного Совета», и целый час только и делал, что вертел туда-сюда головой, следя за тем, кто входит в читальный зал и кто выходит, пока милиционер не проснулся и не сделал мне замечание. Я покинул библиотеку в сильном раздражении, так и не дождавшись Кома. Здесь явно было что-то нечисто… Такая необязательность была совсем не в его духе, и я ни минуты не сомневался, что здесь прямая связь с этой странной историей, происшедшей с Валерием в «Текстильщиках» и закончившейся «сотрясением мозга»… Меня определенно водили за нос, и я ничего не мог с этим поделать.
У меня возникла мысль зайти в «Лиру». Один коньяк немного по крайней мере меня бы развлек. Я достал кошелек и взглянул, чем мы располагаем. Как ни странно, но после напряженной, в смысле пития, прошедшей недели кое-что еще оставалось, и один коньяк я вполне мог себе позволить.