Человек-пистолет, или Ком

Я, конечно, понимал, что туповатое равнодушие Кома напускное. Но неужели он так легко разочаровался во мне? Даже обидно как-то стало… Впрочем, я снопа подумал: «И слава богу!..»

Между тем в конце рабочего дня, двигаясь в потоке сотрудников по коридору, я услышал за своей спиной тихий, но внятный голос Кома:

— Встретимся через полчаса на «Курской». У первого вагона от центра. Понял?

В его голосе была такая уверенность и властность, что я вдруг сразу согласился:

— Понял… — И тут же потерял Кома из виду.

На улице меня окликнул Сэшеа.

— Какие планы на вечер?

— Не знаю, — недовольно сказал я. — Так, пройдусь…

— То! да пройдемся вместе? — предложил он.

— Нет уж!.. Ты давай, поезжай домой. Тебе теперь нужно заглаживать перед женой вину.

— Вот еще!

— Нет уж, — строго сказал я, — ты давай свой гуманизм не только на словах исповедуй, но и докажи на деле!

Сэшеа подозрительно посмотрел на меня.

— Пока! Пока! — нетерпеливо сказал я, замедляя шаг.

Сэшеа обиженно ушел вперед, но еще несколько раз оглядывался. В метро я подождал, пока он сядет в поезд, а сам дождался следующего.

Несмотря на то что я все-таки прибыл на «Курскую», у меня в общем не было желания встречаться с Комом. Я решил не выходить на место встречи, а просто понаблюдать издалека, как он ждет, а потом… Может быть, подойти и под каким-нибудь предлогом сразу же распрощаться — особенно, если он потянет меня на очередное «занятие», — а может быть, и вовсе не подходить?..

Чтобы не быть замеченным, я осторожно выглядывал из-за серо-мраморной колонны, да и то только в моменты, когда из вагонов поезда начинал сыпать народ… Время шло, но Ком у первого вагона не появлялся… Понервничав минут пятнадцать, я уже собрался уходить, как вдруг над моим ухом раздалось:

— В чем дело, Антон? Где мы договорились встретиться?

— О господи, — сказал я, — а сам ты где был?

Ком сделал знак следовать за ним и стал бегом подниматься по эскалатору. Подковки на каблуках его сапог так и замелькали. «Вот скачет, конь!» — подумал я, никак не в состоянии привыкнуть к его стремительности, но стараясь не отставать.

— Я хотел тебе сказать… — начал я наверху.

— Все знаю, — прервал Ком. — Вспомни, тогда, до реки, ты тоже хотел что-то сказать, но потом понял, что все это пустое, раз мы принадлежим не себе, а нашему великому делу.

— Великому делу! — проворчал я себе под нос. — Но теперь совсем другое дело!..

— Я знаю, что другое, — уверил меня Ком. — Чувствую, что тебя опять мучают сомнения. Это оттого, что ты сильно отравлен мещанским духом. Тебе, наверно, сейчас больше всего хочется, чтобы тебя оставили в покое, чтобы все продолжалось, текло по-старому — как придется. Настоящая жизнь кажется тебе ненастоящей и наоборот… Правильно. Но ты не бойся, я тебя не брошу. Никогда не брошу!

— Спасибо, — вздохнул я.

— Ты не должен позволять себе расслабляться ни на минуту. Старайся сохранять в себе то состояние, как в ту первую ночь, когда ты понял, как надо жить, когда мы стали с тобой как братья! Победить или умереть — другого пути у нас нет. Вспомни нашу клятву! Вспомни, какой сейчас год!

— Тысяча триста пятьдесят девятый, — снова вздохнул я и, покачав головой, в сердцах пробормотал: — Черт, во что только спьяну не ввяжешься!..

— Что такое? — строго спросил Ком.

— Я говорю, давай, веди к победе коммунизма! У нас ведь впереди еще целых пятьсот лет борьбы с мраком, нужно поторопиться! — воскликнул я.

— Вот это ты очень хорошо сказал, Антон! — одобрил Ком.

— Руководи, брат. — Я махнул рукой. — Если знаешь, куда идти…

— Я знаю, — твердо сказал он.

Мы вышли на вокзальный перрон, запруженный подмосковным людом, который возвращался домой после работы. Подкатил поезд, и мы влезли в вагон. Давка была адская. «Куда прешь! — тут же заорала на Кома какая-то пожилая тетенька в вязаном берете. — Тут люди без ног стоят!» Я, между прочим, отметил про себя, что Ком, вместо того чтобы проявить те качества, о которых я вычитал в учебнике по психиатрии: раздражительность, гневливость и взрывчатость, начал как раз очень вежливо и терпеливо оправдываться перед поливавшей его грязью тетенькой, пока той не надоело злословить.

— И стоило перед ней так рассыпаться? — удивленно шепнул я ему.

— Что ты! Бедная женщина! — возразил он горячо, словно извиняясь за нее передо мной. — Всю жизнь вот так — мотаться в переполненных электричках!

— А я бы ее просто послал…

— Представь, — Ком укоризненно покачал головой, — разве Владимир Ильич мог бы позволить себе что-либо подобное!

— А при чем тут Владимир Ильич?!

— А разве ты не хотел бы быть похожим на него?

— А разве это возможно?

— Ну по крайней мере если у тебя есть совесть, ты должен к этому всеми силами стремиться.

— И ты — стремишься?

— Конечно.

Через час мы прибыли в город Подольск. Мы пересекли вокзальную площадь и углубились в плохо освещенные улочки. Около темною, четырехэтажного здания старой, кажется еще довоенной постройки, школы Ком велел подождать, а сам скрылся за дверью. Я не успел соскучиться. Через минуту он выглянул и махнул рукой, чтобы я заходил.