Генрих нехотя отпустил меня, и сгорбившись, на дрожащих ногах, я вышла. Чувствуя провожающий взгляд, направленный мне прямо в сердце. Не было оправдания его преступлениям, и я никогда не смогла бы его простить в другой жизни. Но в этой жизни, не было выбора жить иначе. В очередной раз я заставила себя вспомнить, что идет война. И не мы диктуем ей условия.
11. Учитель.
Спустя неделю, случилось то, что повергло меня в еще больший ужас. Я прежде даже не представляла, что такое может на самом деле происходить в цивилизованном мире. Казалось мы вновь возвращались к истокам варварского существования, где человеческая жизнь ценится не больше смятой безжалостной рукой бумаги.
Была глубокая ночь, когда я проснулась от громких голосов за окнами и шума проезжающих мимо машин. Я поднялась, стараясь не разбудить Генриха, накинула халат и спустилась вниз. Дом был наполнен пугающей тишиной. Вдруг мрачную тишину нарушил странный звук, похожий на стук дверцы. Я вздрогнула. Первой мыслью было разбудить Генриха, но думая, что это может быть кто-то из служащих дома, оставшихся на ночь, я решила проверить все сама.
Я вошла на кухню и зажгла свет. Первое что я увидела, было странное почти иссохшее существо, с густой бородой и скатавшимися волосами. В руках оно держало кусок хлеба и кружку. Я прикрыла рот рукой, чтобы ненароком не вскрикнуть от ужаса, боясь своим криком разбудить весь дом. Я вспомнила каким был Александр до того как я привела его в дом. Существо бросило на меня взгляд и умоляюще прошептало:
— Пожалуйста, мисс, не кричите. Я сейчас уйду.
Только тогда, я осознала, что передо мной человек. Но что должно было произойти в его жизни, что он превратился в столь жалкое и убогое создание. Меня смутила его правильная речь и спокойный ровный голос, слегка ослабевший, но все же принадлежащий человеку.
— Кто вы? — спросила я.
— Януш. — ответил гость.
— Вы еврей?
Гость печально кивнул. Я испуганно оглянулась, боясь, что нас могут застукать в любую минуту.
— Что вы делаете в нашем доме? — шепотом спросила я.
— Я прятался от своих преследователей, и случайно попал в ваш дом.
— Как вам удалось миновать охрану?
После покушения на Генриха, наш дом был самым охраняемым из всех нацистских особняков оккупированной Варшавы.
— Ваш задний двор плохо охраняется. Я перелез через забор и на мое счастье задняя дверь оказалась открытой…
— Вы из гетто? — догадалась я.
Он снова кивнул.
— Это вас ищут солдаты?
— Да. Меня. — Грустно признался он. — Нас отобрали на переселение, но мне удалось бежать. Мы же знаем, что все это миф… Нет никакого переселения.
Мне вновь вспомнился состав с людьми превращенными в животных. Вспомнились строки и картины из отчета о «Треблинке». И я невольно протянула к Янушу руку.
Он отшатнулся.
— Я не причиню вам вреда, — сердечно сказала я.
Он улыбнулся, хотя вряд ли можно было назвать улыбкой, то что отобразилось на его иссохшем грязном лице, только вытянулась тонкая линия губ и показались пожелтевшие зубы. Он пихнул недоеденный кусок хлеба себе в карман, залпом допил молоко и слегка склонился, в прощании. Он собирался уходить, когда я поняла, что за пределами нашего дома, его ждет неминуемая смерть, если и не от рук солдат или жандармов, то от голода.
— Я могу вам помочь. — Тихо прошептала я.
Он замер, и удивленно уставился на меня.
— Зачем вам это?
— Оставьте вопросы. Что вы умеете?
Он задумался.
— Я учитель.
Я просияла.
— В моем доме живет ребенок, мальчик, четырех лет. Ему необходим учитель. Вы можете заниматься с ним, ведь однажды война закончится, и он пойдет в школу. Александр очень смышленый мальчик, если бы вы согласились заниматься с ним, я была бы вам очень благодарна.
На лице незваного гостя отразилось сомнение, Януш некоторое время недоверчиво смотрел на меня, затем вдруг метнулся в мою сторону, схватил за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Я не смогла не заметить зловонного смрада источающегося от его тела и одежды, но не отвернулась.
— Сегодня вы можете переночевать в нашем подвале, а завтра я поговорю с хозяином дома, и скажу, что нашла для мальчика учителя. Он хороший человек. Он непременно позволит вам остаться.
Я видела, что Януш растрогался моим отношением. Видимо он давно уже отвык от хорошего обращения. Он привык слышать только ругань и оскорбления, привык терпеть побои и унижения, а мне даже в голову не пришло, что к уважаемому человеку, учителю, можно обращаться грубо и с ненавистью.