Человек-подушка

Тупольски взвешивает пачку рассказов на своей руке.

Считай, что это уже пепел. Вот думаю, плеснуть еще немного бензина или опасно? Боюсь сгореть заживо.

Катурян. Ариэль, пожалуйста…

Тупольски. Наденьте мешок, я устал повторять.

Тупольски зажигает огонь в мусорном ведре, все еще держа пачку бумаг в руке.

Катурян. Ариэль!!!

Тупольски. (пауза) Ариэль?

Ариэль. (пауза) Я знаю, что во всем случившемся нет твоей вины. Я знаю, ты не убивал детей. Я знаю, что ты не хотел убивать брата, и я знаю, что ты убил своих родителей по справедливости, и мне очень жаль тебя, я страшно переживаю за тебя, и этого я не говорил ни одному из тех, кто бывал у нас здесь. Но к концу этого дня я понял главное: прежде всего, я ненавижу эти твои рассказы. Понимаешь?

Ариэль забирает рассказы у Тупольски.

Тебе лучше надеть мешок.

Катурян собирается надеть мешок, но останавливается.

Катурян. Вы говорили, что проведете меня в соседнюю комнату и там наденете мешок.

Тупольски. Нет, нет, мы застрелим тебя прямо здесь. Я пошутил. Встань на колени, а то еще забрызгаешь мне костюм.

Катурян. Но вы дадите мне десять секунд после того, как я надену мешок? Или вы и здесь пошутили?

Тупольски. Эээ…

Ариэль. Мы дадим тебе десять секунд.

Тупольски. Мы дадим тебе десять секунд. Я шучу, конечно. Шучу.

Катурян встает на колени. Тупольски достает пистолет и взводит курок. Катурян печально смотрит на Ариэля.

Катурян. Я был хорошим писателем. (Пауза.) Это единственное, кем я хотел бы быть. (Пауза.) И я был. Я был.

Тупольски. «Был» – здесь ключевое слово.

Катурян. (пауза) Да. «Был» – здесь ключевое слово.

Катурян надевает мешок. Тупольски прицеливается.

Тупольски. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре…

Тупольски стреляет в голову Катуряна. Он падает на пол, умирает, кровь медленно вытекает из-под мешка.

Ариэль. Господи, зачем ты это сделал?

Тупольски. Что зачем?

Ариэль. Ты сказал, что дашь ему десять секунд. Это было невежливо с твоей стороны.

Тупольски. Ариэль, а что вообще вежливого может быть в убийстве человека, который стоит перед тобой на коленях с мешком на голове?

Ариэль. Все равно.

Тупольски. Послушай, хватит ныть. Хватит на сегодняшний день. Что с тобой происходит? Мы раскрыли сложнейшее дело, как бы ты к нему не относился? Правда ведь?

Ариэль. Да, мне кажется, что да.

Тупольски. Когда тебе стукнет семьдесят, дети принесут тебе еще больше конфеток.

Ариэль вздыхает.

Послушай, кончай эту писанину, вычисти камеру и сожги рассказы. Хорошо? Я пойду поговорю с родителями немой девочки, предупрежу о поросятах.

Тупольски выходит. Ариэль выливает еще немного бензина в огонь, берет пачку бумаг и долго смотрит на нее. Мертвый Катурян медленно встает на ноги, снимает мешок с окровавленной головы, смотрит на Ариэля, который сидит за столом, и начинает говорить.

Катурян. В те семь с тремя четвертями секунд, которые ему дали перед смертью, Катурян Катурян придумал свою последнюю историю вместо того, чтобы молиться о брате. Все, что он успел за это время, правильнее было бы назвать сноской к рассказу, но все же эта была важная сноска…

Михал появляется в луче света, бьющего снизу, прислоняется к косяку двери.

Счастливого, здорового мальчика по имени Михал Катурян накануне той ночи, когда родители должны были начать его мучить семь последующих лет, посетил один человек, весь состоящий из розовеньких подушечек, который улыбался во весь свой пухлый рот. Человек сел подле Михала и заговорил с ним. Он рассказал ему о его тяжкой жизни, с которой он будет вынужден мириться в будущем, и о том, как он может разом покончить с ней, а также спасти от неминуемой смерти на холодном тюремном полу своего единственного, любимого брата. Человек посоветовал Михалу, что будет лучше, если он уйдет вместе с ним из дома и тем самым избежит кошмара для обоих. И тогда Михал сказал…

Михал. Но если я сейчас предпочту уйти сам, мой брат никогда не услышит моих страданий, ведь правда?

Катурян. «Нет, не услышит», – сказал ему Человек-подушка.