Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века

Какое нелепое рассуждение. Да, государственный закон не ограничивает мою свободу, но каким образом я могу быть свободным, если это делает общество? Размышления вроде этого оправдали бы всякое покушение на свободу личности со стороны общества из-за его моральных предрассудков. Именно благодаря таким размышлениям в англосаксонских странах и фабрикуются мифы об «индивидуальной свободе»50. Сам Штирнер ясно осознает хрупкость своего размышления, в котором дальше он проводит свое знаменитое различие между обществом и ассоциацией (союзом). В обществе личность является только средством, но в ассоциации личность представляется целью, а ассоциация — средством, которую личность использует для собственного наслаждения и увеличения силы: «В союз ты вносишь всю свою мощь, свое состояние, и ты проявляешь свою ценность; в обществе же утилизируют твою рабочую силу. В союзе ты живешь эгоистично; в обществе “по-человечески”, то есть религиозно, как “член тела господина своего”. Обществу ты обязан служить всем, что имеешь, ты его должник, ты одержим “социальным долгом”; союзом же ты пользуешься, и если ты, не зная ни долга, ни верности перед ним, увидишь, что не сможешь извлечь из него дальнейшей пользы, то ты выйдешь из него. Если общество — нечто большее, чем ты, то оно стоит над тобой; союз же только твое орудие или твой меч, которым ты обостряешь свою естественную силу и увеличиваешь ее. Союз существует для тебя и благодаря тебе; общество же, наоборот, существует и без тебя, а тобою оно пользуется для себя. Короче, общество священно; союз — твоя собственность. Общество пользуется тобою, союзом же пользуешься ты»51.

Это, наверное, самое тщетное различие из когда-либо сделанных. Где именно проходит грань между обществом и ассоциацией? Разве эта ассоциация, как сам Штирнер открыто признает, не склонна к тому, чтобы тотчас же выкристаллизоваться в общество?

Не важно нравится ли нам это или нет, но здесь мы приходим к пониманию того, что анархизм неспособен примирить между собой два противоположные понятия: общество и индивидуальную свободу. Понятие же «свободное общество», о котором мечтает анархизм, является уже противоречивым в силу того, что состоит из противоположных друг другу терминов. Это не понятие, а лишь «деревянное железо» – палка без конца. Размышляя об анархистах, Ницше писал: «Их программный лозунг “свободное общество” читают уже на всех столбах и стенах. Свободное общество? Да! Да! Но знаете ли вы, господа, из чего его строят? Из деревянного железа! Из прославленного деревянного железа! И даже еще не деревянного...»52. Индивидуализм откровеннее и честнее, чем анархизм. Индивидуализм ставит государство, общество и ассоциацию в один ряд. Выстроив же их в один ряд, он, как только подвернется возможность, тут же выбросит всех этих угнетателей личности за борт. Как писал Виньи: «Всякая ассоциация грешит все теми же недостатками, что и всякий монастырь».

В какой степени индивидуализму свойственна антисоциальность, в такой же ему свойственна и имморалистичность, хотя даже это не является правдой в полной мере. Например, для Виньи пессимистический индивидуализм вполне себе может сочетаться с возвышенным, строгим и чисто моральным стоицизмом. Но при этом даже у Виньи мы находим определенные нотки имморализма: склонность к деидеализации общества, отделение и противопоставление друг другу таких явлений, как общество и мораль, а также видение общества как источника трусости, тупости и лицемерия. «“Сен-Мар”, “Стелло” и “Неволя и величие солдата” (что было прекрасно замечено) — в самом деле, что-то вроде песни своеобразной эпической поэмы о разочаровании; но я разрушу и растопчу лишь иллюзии, относящиеся до дел общественных и мнимых; на этих обломках, из этой пыли я подыму и возвеличу святую красоту воодушевления, любви, чести...»52. Индивидуализм Виньи вполне себе имеет место, несмотря на то что для таких индивидуалистов, как, например, Штирнер или Стендаль, индивидуализм является имморализмом — без каких-либо моральных принципов и сдерживающих императивов. Анархизм же пропитан чем-то вроде «вульгарного морализма». Анархистская мораль, хотя и является тем, что отрицает обязательства и санкции равно остается моралью. Можно даже сказать, в сущности, эта мораль христианская, за исключением лишь определенных апокалиптических и пессимистических аспектов христианства. Анархист полагает, что добродетели, необходимые для достижения социальной гармонии, будут естествен процветать сами по себе. Будучи противником всякого принуждения, анархизм доходит даже до тоге что гарантирует ленивому право на потребление чего-либо из общих ресурсов тогда, когда ему заблагорассудится. При этом анархист яро убежден в том, что в будущем обществе ленивых людей будет мало или же не будет вовсе.

~