В тот день, когда я проникнусь уверенностью, что это лишь предрассудок…
Клод.
Так вот — этот день не наступил.
Осмонда.
Что тебе за удовольствие терзать меня? Но я понимаю, это твой профессиональный долг — не оставлять людей в покое.
Клод.
Мой долг — добиться, чтобы ты глубже заглянула в себя.
Осмонда.
Что поделаешь, папа, для меня все это пустые слова.
Клод.
Мой долг — предостеречь тебя от тщеславия… да, именно, от тщеславия, которое ты испытываешь при мысли, что мужчина питает к тебе двусмысленное, а точнее, вполне определенное чувство.
Осмонда.
Никакого тщеславия. В первый и, возможно, единственный раз в моей жизни кто-то думает обо мне, не путая это с мыслями о благолепном домашнем очаге, о чинном, послушном выводке… Мне необходимо жить собственными силами; мысль о том, что придется существовать в наезженной колее, внушает мне ужас; я не уверена, что в моем чувстве есть что-то низменное, что мой выбор — хуже. В такой обыденной, банальной жизни, как наша, — если еще тебе не повезло и ты не верующая…
Клод.
Ты воображаешь, что это вопрос везения?
Осмонда.
Да, воля здесь бессильна, я пробовала много раз.
Клод
(с растущей горечью). Следовательно, я должен принять всерьез этот цинизм, это спокойное бесстыдство! Ты взвешиваешь «за» и «против»… Ничто в тебе и не дрогнет при мысли об оскорблении, которое ты наносишь…
Осмонда.
Но это не оскорбление.
Клод.
…говоря о нашей банальной жизни…
Осмонда.
Жертвы, которых от меня требовали, мне всегда казались издевательскими, унизительными. И ничего, ровным счетом ничего не изменилось с того времени, как меня убеждали отдать бедным приходским детям те из моих праздничных подарков, которыми я дорожила больше всего. А ежедневные «добрые дела», которые должны были заноситься в маленький клеенчатый блокнот?.. Мне претит эта мораль. Признаюсь тебе, что я на краю пропасти…
Клод.
Ты забиваешь себе голову худшей литературой!
Осмонда.
Литература, папа, это страдания других. Твое огромное преимущество в том, что ты был чужд многих искушений.
Клод
(про себя). Это невыносимо.
Осмонда.
Однако сама эта привилегия… мне кажется, у нее есть и оборотная сторона.
Клод.
И ты тоже!.. (Внезапно.) Теперь — выслушай меня. Ты утверждаешь, что жизнь у нас слишком монотонна, слишком заурядна; что нет задачи, достойной тебя. Так вот — должен вывести тебя из заблуждения, поскольку ты меня к этому вынуждаешь. Прежде всего… наша семья не похожа на другие.
Осмонда.
Что ты имеешь в виду?
Клод.
Пойми, речь не о том, чтобы судить кого бы то ни было.
Осмонда.
У тебя такой несчастный вид!
Клод
(про себя). Я не смогу это выдержать.
Осмонда.
Есть что-то, касающееся вас, чего я не знаю?
Клод.
Я поклялся, что ты никогда этого не узнаешь: и вот теперь… И это случится даже не по моей воле. (Он встает и ходит из угла в угол в сильнейшем возбуждении.) Как меня терзают! Как это все несправедливо!
Осмонда.
Чем я тебе терзаю, папа?
Клод.
Я хотел бы, чтобы для меня все было кончено.
Осмонда
(с горечью). Но ведь ничто не кончается… ни для кого. (Оба замолкают.)
Клод.
Я ничего не передал другим, никого не уберег: спрашивается, для чего я жил! Ты уже наполовину развращена.
Осмонда
(взволнованно). Нет, папа!
Клод.
Да. Только что ты спокойно говорила о неизбежном падении…
Осмонда.
Ты можешь этому воспрепятствовать. Прежде всего — доверием ко мне. Ты упомянул о тайне: какой бы она ни была, я хочу ее разделить с тобой.
Клод.
Ты не знаешь, о чем просишь.
Осмонда.
Я гораздо мужественнее, чем ты думаешь.
Клод.
Это потому, что ты ничего не знаешь о жизни. (После мучительного молчания. Резко.) Осмонда, я не отец твой!
Осмонда
(оцепенело). Что ты сказал?
Клод.
Ты же слышала. Я не отец твой.
Осмонда.
Так значит… о, папа, я, наверное, угадываю? Человек, который был у нас в тот вечер… и так странно глядел на меня…
Клод.
Да.
Осмонда
(с ненавистью). А она!.. О, я ее…
Клод
(мягко). Молчи.
Осмонда.
Папа! (Она в слезах, Клод обнимает ее.) У меня кружится голова.
Клод.
Милая моя, бедная, я прошу у тебя прощения…
Осмонда.
Нет, нет…
Клод.
Я не должен был тебе этого говорить никогда.
Осмонда.
Это пройдет… Мне надо привыкнуть.
Клод.
Моя бедная девочка!
Осмонда.
Но только… ты мне объяснишь… я имею право знать все.
Клод.
Моя милая, это ужасная история, ты не должна знать подробностей. Не следует задавать вопросов… никому, поверь мне. Это было бы неоправданной жестокостью.
Осмонда.
А я-то воображала, что у меня есть семья!
Клод.
А разве у тебя ее нет? (Осмонда смотрит на него.) Ты была нежно любима.