Человек, ради которого нужно жить (СИ)

— Только скажете ей это сами, а то мои слова для неё уже вообще ничего не значат, — угрюмо буркнул Леви, исподлобья взглянув на доктора. Старик рассмеялся:

— Хорошо. Мне нужно будет отлучиться. Если после пробуждения ей станет хуже, я внизу. Только сами не спускайтесь, а позовите кого-нибудь.

— Ладно, — ответил Леви.

Дверь за доктором закрылась. Мужчина тяжело вздохнул, подперев руками голову и закрыв глаза. Вчерашняя сцена, разыгравшаяся этажом выше, в его комнате, до сих пор вспыхивала перед глазами.

Он помнил, как она кричала на него, едва не срываясь на визг. Он помнил её глаза — горящие ненормальным огнём, уничтожающие, хищные. Её странную улыбку. Но сильнее всего были слова. Да, Леви был уверен, что Картрайт сама и не верила в то, о чём говорила, но слышать их было всё равно тяжело. И, к его ужасу, больно. Юэла на это и рассчитывала. На то, чтобы поглубже вонзить нож в его плоть. Заставить почувствовать вину. Настоящую вину — удушающую и жгучую. И ей удалось…

Хоть и с трудом, Аккерман встал и подошёл к кровати, на которой лежала Юэла. Нога нестерпимо болела. Аккерман был уверен, что и сам целый месяц не сможет исполнять свои обязанности.

«Сам виноват».

Но сейчас недееспособность уже не вызывала такое отвращение к себе.

Её дыхание было ровным, а на лице впервые за много времени отразилась безмятежность. Непроизвольно Аккерман осознал, что это первый раз, когда он видел, как она спит. Просто спит…

Не в бессознательном состоянии, не на грани смерти, а просто спит, как нормальный человек.

Нога вдруг стала ватной и начала подкашиваться, и мужчина сел на стул рядом кроватью Картрайт. Он никогда не наблюдал за спящим человеком и ненавидел, когда наблюдали за ним. Кажется, что он действительно слишком много в этом мире ненавидел. Или он просто неправильно подбирал синоним к слову раздражение.

Леви прислонился плечом к шершавой стене.

Нет.

В нём бурлили и раздражение, и ненависть, и вообще всё, что могло бурлить в таком надменном человеке, как он. И Леви всегда было уютно в своём угрюмом коконе, в котором он сидел, отпугивая всех, кто хотел приблизиться. И почти никто и не приближался. Сквозь кусты его колкостей и заросли его раздражительности почти никто пробираться не хотел. Но ведь были же люди, которым было плевать на эти препятствия… Которые все равно умудрились принять его и полюбить. Невзирая на ожоги и порезы, которые оставлял на них его характер. И этих людей было…достаточно: его отряды, Ханджи, Юэла… Петра

Аккерман вздохнул. Раньше он никогда не испытывал стыда перед этими людьми, а сейчас вдруг резко почувствовал его. Он думал, что эта броня отгоняет его от проблем, от слабости, а в итоге она медленно уничтожала его, обжигая и тех, кто хотел егг спасти.

Петра не противилась его приказам, никогда, за всю свою печальную и короткую жизнь. Как и Лиана, как и многие люди в разведке или даже здесь… Он говорил, они делали.

Но из-за их покладистости они казались ему неживыми.

Идеальными механизмами, рабами, неспособными оспорить приказ. Ведь именно такой Юэла была, когда пришла сюда. Обрезала волосы, вышла на ринг с мужчиной, который был в два раза крупнее её, даже глазом не моргнув, просто потому что он ей приказал. Он раньше не ненавидел себя за приказы, которые отдавал. И тем более за то, что эти приказы выполняются. В Юэле сидела эта святая покорность, но не проявлялась тогда, когда дело касалось собственной безопасности, и именно такие моменты она казалась живым, мыслящим человеком. Пусть даже полностью плюющим с высокой колокольни на собственную жизнь, но человеком.

Аккерман против воли, будто бы инстинктивно, протянул руку к её лицу и аккуратно, чтобы не разбудить, откинул с него упавшие пряди волос. Ладонь задержалась на её лбу. Девушка даже не пошевелилась.

— Красивая, правда, Леви? — тихо произнёс знакомый голос за спиной, заставивший Аккермана вздрогнуть и молниеносно обернуться.

—Эрвин…— облегчённо вздохнул мужчина. Смит подкрался слишком бесшумно. Он ухмыльнулся уголком рта, а потом пододвинул уцелевшей рукой второй стул поближе к Аккерману и присел, не отрывая выразительного взгляда от лица Юэлы, на котором всё это время покоилась ладонь Леви.

— Я…просто…проверял, есть ли у неё температура, — объяснил Аккерман, убрав руку. Улыбка на похудевшем, измученном лице блондина стала шире. Несмотря на травму и усталость, Эрвин уже был в парадном виде, гладко выбритый, подстриженный и причесанный. Вероятно, Эмма помогла. Леви стало неприлично любопытно, как она отреагировала на его травму. Конечно…шок. Но она не подала виду, как ей тяжело.

— Я ведь тебя не об этом спросил, — с улыбкой заметил Эрвин. — Плюс ко всему, повышение температуры не относится к последствиям сотрясения.

Леви перевёл взгляд на лицо девушки, а потом снова покосился на блондина, подозрительно подняв брови:

— И в чём подвох?

Наигранный тяжёлый вздох, последовавший за его вопросом, явно говорил: «Ты безнадёжен».