Читаем Человек разговаривает с ветром полностью

Обветренное лицо его с небольшими уставшими глазами выражало внимание и готовность выполнить любое указание командира. Храмов в обращении с начальством пунктуально соблюдал субординацию. И как ни пытался комбат добиться, чтобы Храмов вне служебной обстановки называл его по имени и отчеству, из этого ничего не вышло. Старшина просто не понимал, зачем это нужно, когда есть четкое и ясное «товарищ капитан».

— Иван Васильевич, не забудьте насчет комбинезонов. Завтра огневая служба.

Старшина с готовностью откликнулся:

— Есть, товарищ капитан. Будет сделано.

Комбат улыбнулся и подумал, что в сущности-то своей Храмов хороший человек.

Из казармы донеслись голоса, глухой шум. Это батарея вернулась с ужина. Теперь у солдат начиналось свободное время — «анархия», как его называл Храмов, потому что в этот час каждый занимался чем хотел. В дверь решительно постучали, и в канцелярию вошел секретарь комсомольской организации батареи ефрейтор Тихонов, стройный, с мечтательными черными глазами парень.

— Разрешите, товарищ капитан, по делу?.. — остановился он у порога.

— А, замполит, — шутливо отозвался Кириллов. Ему нравился этот умный, сообразительный солдат, совсем недавно окончивший педагогическое училище. С ним было интересно и приятно беседовать. Да и помощником по линии комсомола он был неплохим. — Проходите. Чем обрадуете?

Тихонов подошел к комбату и молча положил перед ним раскрытый журнал. Капитан прочитал заголовок статьи: «Доверие».

— Вот здесь посмотрите, — Тихонов показал на отчеркнутый красным карандашом абзац. — Тут — главное.

— Ну-ну, — неопределенно проговорил командир и углубился в чтение. В статье рассказывалось о бригаде коммунистического труда, все члены которой получают зарплату самостоятельно, без кассира. И не было случая, чтобы обнаружилась недостача.

— Вот бы у нас так, — сказал Тихонов, еле дождавшись, пока капитан закончит читать. Глаза у него горели, он был взволнован. — Доверие-то людей воспитывает.

Комбат, немного помолчав, сказал:

— А ведь это идея. Как вы считаете, Иван Васильевич? Идея?

Старшина, собиравшийся было уходить, хмуро отозвался:

— Не знаю, что это, товарищ капитан, идея или нет. Только так не положено.

Тихонов не выдержал:

— Товарищ старшина, а моральный кодекс как же? А воспитание нового человека?

На крупных скулах Храмова выступили красные пятна — он не любил, когда ему возражали младшие, — и морщинистое, обветренное лицо его стало еще суровее.

— Кодекс есть кодекс, а порядок есть порядок. — И, уже взявшись за дверную ручку, добавил: — Да и кто будет отвечать, если денег не хватит?

Командир батареи молчал, и Тихонов никак не мог понять, на чьей он стороне.

На следующий день в батарее проводилось комсомольское собрание. Обсуждался вопрос о подготовке к стрельбам. Оно проходило шумно, особенно когда пошла взаимная критика и дело коснулось конкретных личностей. Впрочем, Тихонов (его избрали председателем) вел собрание довольно умело и дипломатично. А когда приняли решение и собрание было закрыто, капитан Кириллов первым встал и сказал, что сделает сейчас одно объявление.

Взметнувшийся было к потолку шум сразу стих. Ракетчики с любопытством смотрели на своего командира. Он, как всегда, был спокоен, очень аккуратно одет и казался даже немного выше своего роста. Таким солдаты привыкли видеть его на учениях, в походе, на стрельбах и просто на вечерней поверке. Капитан подошел к столу, не торопясь выложил из своей полевой сумки пачки денег. Потом обвел всех глазами и очень обыденно сказал:

— Вот ваши деньги. Получайте сами. — И добавил: — Только не забудьте расписаться в ведомости.

С этими словами он повернулся и вышел из ленинской комнаты. Десятки глаз проводили его до дверей. Стало очень тихо. Слышно было, как тикают настенные часы, а в соседней комнате для умывания звонко бежит струйка воды из незакрытого крана. Никто не двигался с мест. Тихонов для чего-то глянул в окно. По стеклу хлестали ветки клена. Кашлянул.

— Что ж, подходите. Только не все сразу. А я пойду… покурю.

Вместе с Тихоновым вышли покурить больше половины солдат. Они стояли в курилке, затягивались папиросами и смущенно улыбались. Все были взволнованы тем необычным, что происходило. Солдаты сразу выросли в собственных глазах, им хотелось совершить сейчас что-нибудь хорошее, большое. И многие невольно стремились отдалить тот миг, когда они впервые сами, без старшины, отсчитают положенные деньги, распишутся в ведомости.

В курилке плавали сизые облака дыма. Кто-то растроганно сказал:

— Вот так-то, братцы… Как при коммунизме.

А другой добавил:

— Лежат деньги на дороге, словно цену свою потеряли. Хочешь — бери, не хочешь — дело твое.

Его одернули:

— Тоже философ. Разберись вначале, что к чему. Тут главное — доверие.

Пока ракетчики дымили папиросами, в канцелярии батареи старшина Храмов решительно заявил комбату:

— Как хотите, товарищ капитан, а я с себя ответственность за сегодняшнее снимаю.

— Конечно, конечно, Иван Васильевич, — отозвался капитан, просматривая тетрадь с планами-конспектами занятий. — Вы тут ни при чем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека солдата и матроса

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы / Проза