Социальная и культурная история деторождения, возникшая на стыке наук, благодаря развитию гендерных исследований, антропологии родов, социальной истории медицины была направлена не на восстановление новых страниц истории медицины, акушерской практики и фармакологических знаний, а на реконструкцию новых страниц истории женского социального опыта и женских переживаний в условиях гендерного порядка мужского доминирования. Исследователи истории родовспоможения вскрыли важнейшие механизмы трансформации родов, переход их от естественных, характеризовавшихся существованием особого «женского пространства», множественностью традиционных знаний и практик, к биомедицинским с абсолютным доминированием врачебного контроля и экспертного знания и, наконец, к утверждению холистической модели, предполагавшей умеренность внедрения врачебных манипуляций, относительную свободу роженицы, соучастие членов семьи. Представители нового междисциплинарного направления выявили много деталей и противоречивых последствий медикализации, фармакализации и анальгизации родов в исторической перспективе, поэтому их выводы оказались востребованными социологами медицины, этнологами и медицинскими антропологами. В процессе изучения истории родильной культуры было показано влияние важнейших социальных, экономических и культурных процессов на область женской репродукции, лабильность ролей и взаимодействий всех участников родового процесса: роженицы, членов ее семьи, повитухи, акушерки, врача или врачей. Западноевропейские, американские, канадские историки убедительно доказали неоднозначное влияние абсолютного медицинского контроля не только на сферу женской репродукции, но и в целом на область женской культуры и женской идентичности. Благодаря тем, кто изучал такую, казалось бы, частную тему женской истории, как история родовспоможения, гуманитариям стало очевидно, что доминанта экспертного знания есть обычная разновидность функции социального контроля, изучение механизмов которого никогда не утратит актуальности.
Нынешние авторы по-прежнему огромное внимание уделяют ранним страницам женской истории, а в ней – истории практик разрешения от бремени, сопоставляется социальная и духовно-психологическая роль повитухи в родильных ритуалах разных народов, тщательно описываются эмоциональные переживания рожениц, влияние религиозных доктрин на культуру деторождения[142]
. Гендерные историки уделяют теме женского социального «сестринства», объединений на основе взаимопомощи, особое внимание[143], противопоставляя ей настойчивость попыток мужчин взять контроль над родовспоможением в свои руки (законы о «чрезвычайном крещении»[144], о кесаревом сечении, всегда предполагавшем выживание младенца, даже если это влекло за собой смерть матери)[145]. Критический запал таких публикаций, написанных острым пером феминисток, нацелен на возвышение значения все еще малоизученной (зато отлично репрезентированной в визуальных искусствах) женской телесности, рационализации сексуальности, защиты и умения отстоять приобретенные женщинами в XX веке репродуктивные права и свободы[146].История деторождения в России за более чем полуторавековую историю своего самостоятельного существования прошла сложный путь закрепления места не только в естественно-научном, но и в социогуманитарном знании. Она брала начало в этнографическом изучении народных практик (в середине XIX века) и развивалась преимущественно как историко-медицинская (история экспертного знания и формирования медицинской инфраструктуры). В советский послевоенный период она получила развитие в демографических и социологических исследованиях, так как отвечала на запрос государства, заинтересованного в изучении путей повышения рождаемости и плодовитости. Однако лишь в 1990‐е годы специалисты в области социально-гуманитарного знания – историки повседневности и этнографы, социальные антропологи и историки медицины, социальные и гендерные историки – смогли доказательно обосновать значимость проблемы социокультурных и этнических традиций деторождения в текущих социальных процессах России, наметить пути сочетания наработанного веками (и имеющего этнокультурное своеобразие в разных уголках Российской Федерации) и обретенного новейшим научным знанием, в том числе в области социальной психологии.