Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

Дворянки начинали воспринимать повторявшиеся беременности как своего рода естественное, обычное физиологическое и психологическое состояние, чего нельзя сказать, например, о современных образованных женщинах, для которых, разумеется при осознанном отношении, это состояние экстраординарное (часто уникальное), требующее морального настроя и оздоровительной подготовки организма. Не будет преувеличением заключить, что в дворянской культуре, как и в любой традиционной, по справедливому замечанию этнографа, «рождение ребенка не было событием исключительным, а только одним в долгой цепи других рождений»[207]. Несмотря на то, что состояние беременности нашло некоторое отражение в женской автодокументалистике XVIII – середины XIX века, сложно понять, насколько оно было отрефлексировано самими образованными носительницами письменной культуры.

Состояние неоднократных беременностей с равной неизбежностью настигало как провинциальных, так и столичных дворянок, обитательниц сельских усадеб и жительниц городов, приходилось на мирное или военное время[208]. Московская великосветская барышня М. А. Волкова писала петербургской подруге и родственнице В. А. Ланской в 1812 году, незадолго до начала войны с Наполеоном: «Все наши дамы беременны»[209]. Это же касалось дворянок, последовавших после заговора 1825 года за сосланными мужьями в Сибирь. Мемуаристка П. Е. Анненкова (1800–1876) отмечала:

16 марта 1829 года у меня родилась дочь, которую назвали в честь бабушки Анною, у Александры Григорьевны Муравьевой родилась Нонушка, у Давыдовой сын Вака. Нас очень забавляло, как старик наш комендант был смущен, когда узнал, что мы беременны, а узнал он это из наших писем, так как был обязан читать их. Мы писали своим родным, что просим прислать белья для ожидаемых нами детей; старик возвратил нам письма и потом пришел с объяснениями:

– Mais, mes dames, permettez-moi de vous dire, – говорил он запинаясь и в большом смущении: Vous n’avez pas le droit d'être enceintes (фр. «Но позвольте вам сказать, что вы не имеете права быть беременными». – А. Б.), – потом прибавлял, желая успокоить нас: – Quand vous serez accoucher, c’est autre chose (фр. «Когда у вас начнутся роды, ну, тогда другое дело». – А. Б.).

Не знаю – почему ему казалось последнее более возможным, чем первое[210].

При этом беременность, по сравнению с другими аспектами женской дворянской повседневности, слабо репрезентирована автодокументальной традицией. В лучшем случае о ней просто упоминалось в письмах и мемуарах, в большинстве же текстов она вообще игнорировалась и сразу констатировался факт рождения ребенка. О том же, чтобы специально описывать свои переживания или изменения самочувствия, связанные с беременностью, за редчайшим исключением (А. П. Керн, А. Г. Достоевская) речи не шло вовсе.