— Вы имеете в виду удар в грудь и записку с угрозами? Она совершенно уверена, что убийца не оставлял никакой записки. Думаю, он мог вернуться и оставить ее позже.
— Но зачем? Зачем рисковать и возвращаться? Его же могли увидеть. И зачем бить тело ножом, раз человек уже убит?
Несокрушим пожал плечами.
Все это было очень странно.
— А этот человек, которому она все рассказала? У вас имеются хоть каких-нибудь предположения, кто бы это мог быть?
На лице сержанта опять появилось виноватое выражение.
— Простите, сэр, — ответил он. — Мне стоило быть настойчивее.
— Не переживайте, — подбодрил я сержанта. — Для человека, который не умеет разговаривать с женщинами, вы справились замечательно.
Через полчаса я послал Несокрушима обратно в дом номер сорок семь — проверить, не появилась ли миссис Бозе. Он возвратился ни с чем. Мы выпили еще по чашке чая для бодрости духа, а потом в наступающих сумерках отправились к автомобилю, чтобы оттуда наблюдать за Маниктолла-лейн. Трудно сказать, что я надеялся увидеть. Может быть, как миссис Бозе возвращается домой на велосипеде-тандеме с доверенным лицом Дэви за спиной? Увы, судя по всему, Калькутта была устроена иначе. Просидев в машине два часа без всякого результата, мы решили закругляться. Неуловимая миссис Бозе так и не вернулась, и дом выглядел необитаемым, только в одном из окон верхнего этажа горел неяркий свет. Вдобавок у меня болела рука, а обувь так и не просохла. Делать нечего, с миссис Бозе придется подождать до завтра.
Дождь все еще лил, когда я распорядился ехать обратно в город.
Водитель направился в Шьямбазар, где, по-видимому, обитала бенгальская элита Калькутты — всякие Бозе, Банерджи, Чаттерджи и Чакраборти. Казалось, что чем выше каста индийца, тем комичнее его фамилия — по крайней мере, на британский слух. А вот в их домах не было ничего комичного, многие могли составить конкуренцию лучшим особнякам Белого города. Дом Банерджи — если, конечно, четырехэтажную махину шириной в несколько сотен ярдов можно назвать просто домом — мог потягаться с любым из них. Мне показалось, что Несокрушим стесняется своего жилища. Я не раз замечал, что очень бедные и очень богатые люди часто стесняются мест, где живут. Пожалуй, это единственное, что их объединяет. Сержант принялся старательно объяснять, что в особняке обитает вся его огромная семья, включая двоюродных братьев и сестер, тетушек и дядюшек. И тем не менее не похоже было, что им приходится жить друг у друга на головах.
— Сочувствую, — сказал я. — Должно быть, это ужасно, когда вам принадлежит только одно крыло.
Он улыбнулся, вылез из автомобиля и направился ко входу. Дурван в форменной одежде поспешно открыл ворота и отдал честь, когда Несокрушим, держа ботинки с носками в руках, исчез за оградой.
Было уже начало восьмого, когда водитель высадил меня у «Бельведера». Дождь прекратился, оставив в воздухе необычную прохладу. Площадь опустела, даже рикша валла исчезли со своего обычного места. В гостиной пансиона горел свет, но дверь, к счастью, была закрыта. Удача продолжала мне сопутствовать, и я преодолел весь путь до своей комнаты, не встретив на лестнице никого, кто мог бы поинтересоваться состоянием моих ботинок. Закрыв дверь, я снял мокрую одежду, переоделся к ужину, побрился и снова отправился вниз.
В столовой этим вечером царила праздничная атмосфера, хотя на качестве еды это никак не отразилось, она все так же колебалась между безвкусной и несъедобной. По случаю воскресенья миссис Теббит приказала кухарке сделать жаркое — и, в честь моего подвига, о котором писали газеты, из настоящей говядины. Блюдо могло выйти шикарное — примерно с той же вероятностью, с какой лягушка может стать принцем, если ее правильно поцеловать. Мясо запекли до полусмерти, а потом позапекали еще немного. У йоркширских пудингов был такой вкус, словно их привезли из самого Йоркшира, при этом обогнув земной шар не с той стороны. Ну хотя бы вино не подвело. И, что еще лучше, в нем не было недостатка. Звучали тосты, в том числе довольно часто — за мою храбрость и за то, что я единолично спас империю, и после пары бутылок у меня не было никакой возможности разубедить собравшихся.
Мог ли я предположить, что через каких-нибудь двадцать четыре часа мы будем пить за другого британского офицера по тому же самому поводу и что это будет настолько же неоправданно?
После ужина собрание переместилось в гостиную — курить сигары и пить бренди. Полковник развлекал гостей историями о второй афганской войне. Послушать старика, так можно было подумать, что он лично участвовал во всех ключевых сражениях, начиная с битвы у Али Масджида в семьдесят восьмом и заканчивая битвой у Кандагара в восьмидесятом, пусть даже порой остальной его полк находился в паре сотен миль от места действия. Супруга нашей хозяйки никак нельзя было упрекнуть в отсутствии усердия. Если верить всем этим бредням, так нам чертовски повезло, что он сражался на нашей стороне.