Человек с большим будущим

Меня подняли на ноги. Потом двое мужчин куда-то меня несли, пристроив мои руки к себе на плечи. Они осторожно опустили меня на землю рядом с рикшей, и, подняв взгляд, я узнал в одном из них Салмана. Я попробовал заговорить, но лишь сплюнул кровь и вытер рот рукавом. Выудив откуда-то изрядно помятую плоскую оловянную фляжку, Салман отвинтил крышку и поднес фляжку к моим губам. Не знаю, что там было за пойло, но на вкус оно показалось мне отвратительным, как неразбавленный спирт. Я поперхнулся и чуть все не выплюнул. Обжигая, жидкость скользнула вниз по пищеводу.

— Вы порядок, сахиб?

Салман отхлебнул из фляжки и помог мне встать. К сожалению, ноги не сразу поняли, что происходит, и я чуть не повалился снова. Салман поймал меня и помог забраться на сиденье рикши. Жгучая боль пронзила ребра, в глазах потемнело.

Когда сознание вернулось, рикшу тащили обратно по тихим улицам. Дорога выглядела знакомо.

— Куда мы едем? — спросил я.

— В больницу, сахиб. — Салман двигался с приличной скоростью.

— Нет, — запротестовал я, — никаких больниц.

В больницах полно ужасных, исполненных благих намерений врачей, специалистов по неудобным вопросам. «Что вы делали в Тиретта-базар среди ночи? И особенно — сегодня?» Я мог бы придумать какое-нибудь объяснение, но хороший врач мне не поверит. Не нужно быть гением, чтобы понять, что я посещал опиумный притон, а потом — одно неосторожное слово, дошедшее не до тех ушей, и поди угадай, чем все это кончится. Я точно не знал, как в Имперской полиции относятся к сотрудникам с опиумной зависимостью, но вряд ли за это продвигали по службе.

— В пансион? — предложил Салман.

Хуже больницы мог быть только пансион миссис Теббит. Нетрудно представить, какое у нее будет лицо, когда я залью кровью ее драгоценные персидские коврики. Иметь дело с головорезами в темном переулке гораздо приятнее.

— Нет, — сказал я.

— Тогда куда, сахиб?

— Куда угодно, — пробормотал я, закрыл глаза и снова стал уплывать.

Когда я опять пришел в себя, рикша стояла неподвижно, а Салман тряс меня, пытаясь привести в чувство. Я узнал серые очертания дома, где жила Энни. На втором этаже горел свет, и чей-то смилует виднелся в дверном проеме.

— Пойдем, сахиб, — сказал Салман. Он помог мне встать на ноги и преодолеть ступени.

— О господи, Сэм! Что с тобой случилось? — ахнула Энни, осторожно прикасаясь к моему лицу.

— Я снова упал со слона.

— У тебя такой вид, как будто это слон упал на тебя.

— Может, так оно и было.

— Давай зайдем и приведем тебя в порядок.

Соседка Энни, худенькая девушка со строгим лицом, стояла в коридоре, скрестив руки на груди и плотно сжав губы, словно начинающая миссис Теббит. Один из валиков-бигуди размотался. Наверное, пытался сбежать куда подальше. Его можно было понять.

Энни повела меня в крошечную ванную комнату. Снимая с меня рубашку, она случайно задела рану на руке. Я поморщился.

Она посмотрела на меня с сочувствием:

— У тебя хоть что-нибудь не болит?

— Губы?

Она улыбнулась, налила в таз воды из большого эмалированного кувшина, взяла полотенце и стала смывать кровь с моей головы. Потом вышла и тут же возвратилась с чем-то вроде импровизированных бинтов.

— Думаю, это мне не нужно.

— Давайте сегодня думать буду я, капитан Уиндем? Снимешь их завтра, если захочешь.

— Но я не могу остаться. Мне необходимо вернуться.

— Никуда вы не пойдете, капитан. Пока я не разрешу.

Внезапно мне расхотелось спорить. Энни взяла меня за руку и повела в свою комнату.

— Ты не хочешь мне рассказать, что случилось на самом деле?

— Да просто не сумел договориться с людьми, на которых наткнулся, — сказал я, без сил падая на кровать. — Расскажу утром.

Тридцать три

Вторник, 15 апреля 1919 года

Проснувшись, я первым делом ощутил резь в глазах. Рядом со мной спала Энни, и должен признаться, что от этого зрелища мне сразу полегчало.

Сквозь щели между рейками ставен в комнату лился утренний свет. Встал я крайне осторожно — отчасти чтобы не разбудить Энни, но и чтобы пощадить свое избитое тело. У одной стены комнаты на деревянном комоде стояло большое овальное зеркало. Я кое-как доковылял до него и попытался оценить потери. Потрогал бинты на голове. Они были намотаны толстым слоем, как тюрбан, и придавали мне сходство с кули. Я медленно размотал их. На правом виске темнела рана, кожа вокруг приобрела фиолетовый оттенок. На ребрах расцвел огромный кровоподтек в форме подошвы. Я осторожно ощупал затылок. Коснулся шишки размером с мяч для крикета, и голову пронзила острая боль. Не самое лучшее утро. Хотя, честно признаться, бывало и хуже. Я вернулся к кровати, сел. Энни пошевелилась и открыла глаза.

— Вижу, ночь ты пережил.

Я убрал прядь волос у нее с лица:

— Благодаря тебе.

— Благодарить ты должен не меня, а своего друга рикша валла. Это он тебя сюда приволок. Ты обещал рассказать, что случилось.

— На меня напали. Ни с того ни с сего накинулись два человека и вырубили. Что было потом, помню плохо. Это прозвучит странно, но готов поклясться, что слышал звон бубенчиков. А дальше помню уже только, как Салман и его друзья запихивали меня в рикшу.

Энни улыбнулась: