Но я так и не узнал, кому могла быть выгодна его смерть. Я щелчком отправил окурок в воду, и он зашипел, коснувшись поверхности. Я толком ничего не добился — разве что узнал, что Маколи был связан с Бьюкеном, и выяснил, почему на нем был смокинг. Зато познакомился с мисс Грант. В каком-то смысле это было самым серьезным достижением с тех пор, как я прибыл из Лондона.
На улицах зажигали фонари. Сначала они светились оранжевым, затем разгорались до ярко-белого. Государственные учреждения и торговые дома закрывались. Офисные здания выплескивали потоки чиновников и
В особняке на Лал-базаре желтые лучи пробивались сквозь щели в ставнях на окнах. У меня на столе лежала записка от Несокрушима. Я позвонил в «яму» и через дежурного по отделению передал, чтобы он зашел ко мне. Пару минут спустя сержант уже постучал в дверь кабинета, вошел, отдал честь и замер по стойке смирно, как огромный оловянный солдатик.
— Мы тут не на плацу, Несокрушим, — заметил я.
— Сэр?
— Вольно, сержант. Не обязательно отдавать честь всякий раз, когда вы входите в кабинет.
Бедный малый наморщил лоб.
— Да, сэр. Простите, сэр. Я хотел рассказать вам последние новости. По вашему приказу я распорядился выставить в морге охрану. Теперь к телу имеют доступ только уполномоченные лица.
— Отлично, — одобрил я. — Что со вскрытием?
— Вскрытие назначено на завтра, сэр, на вторую половину дня. У них всего один судебно-медицинский эксперт. Он уверял, что очередь из трупов скопилась на несколько недель вперед, но я объяснил, насколько срочное и щекотливое у нас дело, и со всей возможной настойчивостью попросил, чтобы он сделал для нас исключение. Он выслушал мою просьбу без особой радости, но согласился найти время в завтрашнем расписании.
— Наверное, вы были очень убедительны.
— Я, кажется, несколько раз упомянул имя комиссара. Вероятно, это сыграло некоторую роль.
— Ну разумеется, — ответил я, невольно восхитившись. — Я и забыл, что вы с комиссаром теперь закадычные друзья. Что дальше?
— Младший инспектор Дигби вас искал некоторое время назад, сэр. Я сообщил ему, что вы поехали в «Дом писателей» поговорить с секретарем Маколи. Он сказал, что его дело к вам может подождать до утра.
— Не знаете, что ему было нужно?
— Думаю, у него есть зацепка.
Эта новость меня встряхнула. Каждый раз, когда кто-то из коллег находил зацепку, я испытывал несколько противоречивое чувство — азартное ожидание, что дело сдвинется с мертвой точки, однако с легким привкусом досады, что кто-то оказался успешнее меня самого. Я это списываю на дух соперничества, свойственный мне от природы. На него — и на определенное чувство неуверенности.
— Если у него есть зацепка, ему следовало подождать и рассказать мне все сегодня или хотя бы оставить записку. Где он сейчас?
Сержант пожал плечами:
— Не знаю, сэр.
— Хорошо. Завтра поговорю с ним первым делом, — решил я. — А потом нам предстоит предпринять целую кучу шагов. Я хотел бы повидаться с мистером Джеймсом Бьюкеном. Посмотрите, не удастся ли выяснить, где он находится, и назначить встречу. Еще я хочу поговорить с людьми, знавшими Маколи, — с его слугами и сослуживцами. Найдите мне их имена и адреса. И последнее: мне нужно, чтобы вы разыскали одного христианского пастора. Его зовут не то Ганн, не то Данн — как-то так. Он заведует приютом в Дум-Думе.
Банерджи извлек из нагрудного кармана небольшой блокнотик и карандаш и поспешно записал мои указания.
— Слушаюсь, сэр, — сказал он. — Я сейчас же этим займусь.
Еще один душный вечер. Влажность была такая, что сам воздух казался мокрым. Несмотря на это, я решил, что лучше пройду милю или даже больше до своего жилья пешком и не буду брать рикшу. Нельзя сказать, чтобы я был совсем против рикш, пусть мне и не слишком нравился этот вид транспорта. В том, чтобы тянуть рикшу, нет ничего постыдного. Ведь это работа, и, как всякая работа, она кормит человека и дает ему чувство собственного достоинства. Нет, я отправился пешком, потому что, как скажет вам любой патрульный, если вы действительно намерены познакомиться с городом, нужно пройти его весь дюйм за дюймом.
Обратно я шел непрямой дорогой. Сначала по Боу-базар, потом налево, на Колледж-стрит, улицу тысячи книжных лавчонок, похожих на запутанную систему кроличьих нор, мимо белых колонн больницы медицинского колледжа, потом по направлению к улице Мачуа-базар. Это были окрестности Калькуттского университета. «Основан в 1857 году, — гордо возвещала табличка на здании. — Старейший университет в Азии». Наверное, так оно и было, если не учитывать местные институты, а их, пожалуй, и правда лучше не учитывать, ведь некоторые были старше на несколько тысяч лет.