— Есть еще кое-что, — сказал я. — Я считаю, что Сен может иметь отношение к нападению на Дарджилингский почтовый экспресс.
— Продолжай. — Таггерт был так спокоен, как будто я сказал что-то совершенно обыденное.
— Я полагаю, что нападение было совершено террористами, а не простыми декойтами. Это единственное разумное объяснение. Нападавшие искали что-то конкретное, что-то, что ожидали найти в сейфах. К счастью, там ничего не было. Декойты не ушли бы с пустыми руками, они хотя бы ограбили пассажиров, а вот террористов не интересуют мелкие кражи. Исходя из того, что я о них слышал, полагаю, это оскорбило бы их чувства.
— И что же они искали, Сэм? — поинтересовался комиссар. У меня возникло ощущение, что он подводит меня к ответу, который сам уже знал.
— Рискну предположить, что им были нужны наличные деньги. Много денег. Они рассчитывали найти их в сейфах.
— Почему тогда они не забрали мешки с почтой?
— Время, — ответил я. — Чтобы превратить их содержимое в деньги, понадобилось бы время.
— В таком случае получается, что деньги нужны им срочно, — подытожил Таггерт. — Какие у тебя предположения?
Ответ лежал на поверхности.
— Они хотят заключить контракт на поставку оружия. Если этот Сен внезапно снова объявился в Калькутте и если он на самом деле стоит за нападением, это значит, что убийство Маколи — только первый шаг более крупной и кровавой операции.
— Ты должен поделиться своими подозрениями с подразделением «Эйч», — сказал Таггерт. — Если ты прав, то мы столкнулись с гораздо более серьезной угрозой, чем я предполагал. За дело, капитан.
Я встал и направился к выходу, но на полпути остановился и обернулся:
— Вы же знали об этом, сэр?
Таггерт поднял взгляд от стола:
— Знал о чем, Сэм?
— Об атаке на Дарджилингский почтовый. Что это вовсе не было неудачное ограбление и дело рук обычных декойтов.
— Я подозревал это, Сэм. Но не знал. И, в общем-то, до сих пор не знаю.
— Почему же вы раньше не поделились своими подозрениями?
— Я верил, что ты разберешься сам. И потом, один намек, пусть даже самый легкий, что в нападении могут быть замешаны террористы, — и дело передали бы подразделению «Эйч». Тебя бы к нему на пушечный выстрел не подпустили, а как следствие, меня тоже.
Я поблагодарил лорда Таггерта за откровенность и отправился к себе. Положение было мрачным, но в одном нам все же повезло. Сейфы оказались пустыми. Это значило, что Сен еще не раздобыл средства на покупку оружия. И теперь просто нужно было найти его раньше, чем он найдет деньги.
Семнадцать
На берегу реки к югу от города находится Форт-Уильям. В нем располагается восточное командование армии, а также главный штаб разведки, подразделения «Эйч». Именно туда направлялись мы с Банерджи, сидя на заднем сиденье полицейского автомобиля.
— Генерал Клайв перестроил его после битвы при Плесси, — с восхищением поведал мне Банерджи, когда мы двигались к Казначейским вратам форта по подъездной аллее, усаженной пальмами по обе стороны. — Говорят, потратил больше двух миллионов фунтов. А еще форт никогда не использовался по назначению.
Форт не походил ни на одну известную мне военную базу. Для начала, у него было собственное поле для гольфа, чем отчасти могла объясняться его стоимость.
— Что местные думают о Беное Сене? — спросил я.
— Ну, — нехотя проговорил Банерджи, — после гибели Багха Джатина Сен сразу же стал народным героем. Неоднократно сообщалось, что он появлялся то в одном, то в другом месте от Силхета до Сундарбана, проповедовал крестьянам и нагонял ужас на продажных чиновников. Его называют «призраком». Он словно помесь Робин Гуда с Кришной. Крестьяне его обожают. Потому ему и удается скрываться от властей уже почти четыре года, несмотря на крупное вознаграждение, обещанное за его поимку.
— Не ходят ли слухи, что он в последнее время участвовал в какой-нибудь террористической деятельности?
— Я не слышал, сэр, но ведь такие вещи полицейским не рассказывают.
— А вы сами какого мнения о Сене?
Банерджи на секунду задумался.
— Мне кажется, что после смерти Джатина и остальных лидеров люди в своих собственных целях сделали из Сена легенду. Те, кто стремится к насильственной революции, считают его борцом за свободу, который смог перехитрить британцев и вдохновить народ. Он — символ того, что борьба продолжается. Он нужен им, чтобы не терять самоуважения. В то же время для британцев, по крайней мере, для «Стейтсмена» и его читателей, Сен — это такое пугало. Воплощение всего, чего они боятся, кровожадный коммунист, который не успокоится, пока последний англичанин не будет убит или изгнан вон. Для них он служит оправданием вещей вроде Закона Роулетта. Сам я думаю, что он, наверное, не то и не другое.