Человек с большим будущим

Голос пастора, сдобренный мощным шотландским акцентом, разносился по церкви подобно раскатам грома.

— …Богами чуждыми они раздражили Его и мерзостями разгневали Его: приносили жертвы бесам, а не Богу…[58]

— Это он? — шепнул я Несокрушиму.

— Не знаю, сэр, но полицейский из здешней таны сказал, что воскресную утреннюю проповедь обычно читает пастор.

— …Соберу на них бедствия и истощу на них стрелы Мои, будут истощены голодом, истреблены горячкой и лютой заразой![59]

Одного у шотландцев не отнять — они здорово умеют пугать адским пламенем. В самом деле, многие представители их духовенства прямо-таки одержимы адом. Не объясняется ли это завистью? В аду, все-таки, гораздо теплее, чем в Шотландии.

Пастор закончил чтение и, выдержав театральную паузу, перешел к проповеди. Голос его гремел, подобно морскому прибою. В моей голове, раскалывающейся от невыносимой жары, роились воспоминания о бесконечном числе других воскресных проповедей. Мне давно уже было не до Бога. Раз он не счел возможным прийти к постели моей жены, когда она нуждалась в нем, я не понимал, почему я должен навещать его дом каждое воскресенье.

Я перестал следить за проповедью, но общая идея была ясна: мы — падшие создания, и только милость Божия спасет нас от адского пламени.

В окна практически не проникал воздух, и прихожане совсем истомились в своих воскресных одеяниях, закупоренных на все пуговицы. Наконец проповедь подошла к завершению, пастор призвал всех встать для молитвы, и по залу прокатилась почти осязаемая волна облегчения. Как только прозвучало заключительное «ступайте с миром», народ не мешкая устремился к выходу. Пастор спустился с кафедры, чтобы попрощаться с паствой. Я подождал, пока скамьи опустеют, и подошел к нему.

— О, новое лицо, — сказал он, широко улыбнувшись. — Всегда приятно видеть новых людей среди прихожан.

Я представился.

— Рад познакомиться с вами, сын мой, — сказал он, пожимая мне руку. — Меня зовут Ганн. Надеюсь, вам понравилась проповедь.

— Она произвела на меня большое впечатление.

— Прекрасно, прекрасно… Полагаю, вы только что получили назначение в Калькутту, капитан? Что же, мы кирка небольшая, но я уверен, что вы будете здесь очень счастливы. — Приход, — пояснил он, уловив мое замешательство. — Он невелик, но мы с большим теплом относимся к новым прихожанам.

— Простите, ваше преподобие, — извинился я, — но меня привело к вам служебное дело.

— Ясно, — кивнул Ганн, и лицо его снова стало серьезным. — Жаль. Нам бы не помешала новая кровь. А ваш друг-индиец, — указал он на Несокрушима, — не хочет ли вступить в наши ряды?

— Вряд ли.

— Да, так, как правило, и бывает с индийцами. Вечно они достаются католикам, — печально вздохнул он. — Думаю, их привлекает театральность католицизма. И еще ладан. Как я должен спасать души суеверных язычников и обращать их к истинной церкви, если у меня нет ничего, кроме гимна «О, благодать» и Библии короля Якова, в то время как католики то покажут мощи святого Франциска Ксаверия, то объявят о новом явлении Девы Марии — и так каждые две недели.

Истинная церковь. Я гадал, говорит ли он о протестантах вообще или исключительно о Церкви Шотландии? Судя по утренней проповеди, второе было вероятнее. В таком случае существовала возможность, что девяносто девять процентов людей на небесах окажутся шотландцами. Внезапно ад представился мне не самым плохим вариантом.

— Простите, ваше преподобие…

— Ой, извините, сын мой, — спохватился он. — Скажите, чем я могу быть вам полезен?

— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Сколько угодно. Но вы не станете возражать, если мы продолжим беседу на ходу? Через полчаса я должен быть в приюте. Это недалеко.

Я не возражал.

— Я должен помочь с полдником для детей, — объяснил он, направляясь к дальней части церковного двора. Мы пересекли пыльный двор и оказались в запущенном садике, где не было ничего, кроме желтой травы и засохшего кустарника. — Так чем я могу быть вам полезен, капитан?

— Это связано с Александром Маколи. Насколько мне известно, он был вашим другом.

— Совершенно верно, — подтвердил пастор. — Это мой близкий друг.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Пожалуй, несколько недель назад. А что? Что-нибудь случилось?

— Мистер Маколи был убит пять дней назад.

Ганн застыл на месте.

— Я не знал. — Он уставился в землю. — Упокой, Господи, его душу.

Двадцать пять

В мире полно самых разных приютов, но каждый из них по-своему мрачен. Этот располагался в побитом дождями, усталом на вид здании, от которого так и веяло заброшенностью официальными структурами. Можно было предположить, что когда-то оно было выкрашено в розовый, — подобные тоскливые здания часто красят в жизнерадостные цвета, — но с тех пор прошло много лет.